нельзя сказать, чтобы повествование в "Сердцах трех" отличалось особой
последовательностью, хотя, оно, безусловно, не лишено логики.
Представьте себе мое изумление, когда я, будучи на Гавайях, вдруг
получаю от м-ра Годдарда по почте из Нью-Йорка сценарий четырнадцатого
эпизода (я же в то время только еще трудился над литературной обработкой
десятого эпизода) и вижу, что мой герой женат совсем не на той женщине! И в
нашем распоряжении всего только один эпизод, когда можно избавиться от нее и
связать моего героя узами законного брака с единственной женщиной, на
которой он может и должен жениться. Как это сделано - прошу посмотреть в
последней главе или пятнадцатом эпизоде. Можете не сомневаться, что м-р
Годдард надоумил меня, как это сделать.
Дело в том, что м-р Годдард - мастер по части развития действия и
гений по части быстроты. Развитие действия нимало не волнует его.
"Изобразить", - спокойно указывает он в авторской ремарке киноактеру.
Очевидно, актер "изображает", ибо м-р Годдард тут же начинает нагромождать
одно действие на другое. "Изобразить горе!" - приказывает он, или "печаль",
или "гнев", или "искреннее сочувствие", или "желание убить", или "стремление
покончить жизнь самоубийством". Вот и все. Так и должно быть - иначе, когда
же он завершил бы работу и написал свои тысячу триста сцен?
Но можете себе представить, каково пришлось мне, несчастному, который
не мог ограничиться волшебным словом "изобразить", а должен был описать - и
притом весьма подробно - все те настроения и положения, которые одним
росчерком пера наметил м-р Годдард! Черт побери! Диккенсу не казалось
чрезмерным излишеством потратить тысячу слов на описание и возможно более
тонкую обрисовку горестных переживаний того или иного из своих героев. А вот
м-р Годдард говорит: "Изобразить", - и рабы киноаппарата делают все, что
нужно.
А развитие действия! В свое время я написал не один приключенческий
роман, но во всех них вместе взятых вы не найдете столь стремительного
развития действия, как в "Сердцах трех".
Зато теперь я знаю, почему так популярен кинематограф. Я теперь знаю,
почему "Г-да Барнес из Нью-Йорка" и "Техасский горшечник" разошлись в
миллионах экземпляров. Я теперь знаю, почему какая-нибудь напыщенная
агитационная речь может привлечь куда больше голосов, чем самый прекрасный и
доблестный поступок или замысел государственного деятеля. Переделка сценария
м-ра Годдарда в роман была для меня интересным опытом - и весьма
поучительным. Эта работа по-новому осветила давно продуманные мною
социологические обобщения, подвела под них новую основу и укрепила их. После
этой попытки испробовать свои силы как писатель в новой для себя области я
стал понимать душу народа в его массе глубже, чем понимал до сих пор, и
осознал - полнее, чем когда-либо, - каким высоким искусством жеста и
мимики должен владеть демагог, привлекающий голоса избирателей на свою
сторону благодаря своему умению играть на коллективной душе масс. Я буду
очень удивлен, если эта книга не получит самого широкого распространения.
("Изобразить удивление", - сказал бы м-р Годдард; или: "Изобразить широкое
распространение".)
Если в основе этой авантюры, именуемой "Сердца трех", лежит
сотрудничество, я восхищен идеей сотрудничества. Но только - увы! - боюсь,
что такого коллегу, как м-р Годдард, можно встретить не чаще, чем одного на
миллион. Мы ни разу не перебросились даже словом, у нас не было ни одного
спора, ни единой дискуссии. Но в таком случае я, должно быть, и сам - не
коллега, а мечта! Разве я не позволил ему - без единого намека на жалобу
или возражение - "изображать" все, что ему заблагорассудится, на протяжении
15 эпизодов сценария, 1300 сцен и 31000 футов пленки, а затем 111000 слов,
составивших роман? И все-таки теперь, когда я кончил сей труд, я очень был
бы рад, если бы не начинал его, - по одной простой причине: мне хотелось бы
самому прочесть книгу и посмотреть, как она читается. А меня это очень
интересует. Очень.
Джек Лондон
Уаикики, Гавайские о-ва, 23 марта 1916 года
Кто готов судьбу и счастье
С бою брать своей рукой,
Выходи корсаром вольным
На простор волны морской!
Припев:
Ветер воет, море злится, -
Мы, корсары, не сдаем.
Мы - спина к спине - у мачты,
Против тысячи вдвоем!
Нож на помощь пистолету -
Славный выдался денек!
Пушка сломит их упрямство,
Путь расчистит нам клинок.
Припев.
Славь, корсар, попутный ветер,
Славь добычу и вино!
Эй, матрос, проси пощады,
Капитан убит давно!
Припев.
Славь захваченное судно,
Тем, кто смел, сдалось оно.
Мы берем лишь груз и женщин,
Остальное - все на дно!
Джордж Стерлинг
В это позднее весеннее утро события развивались очень быстро в жизни
Френсиса Моргана. Если когда-нибудь человеку суждено было, переместившись во
времени, стать участником жестокой, кровавой драмы, а точнее - трагедии
бесхитростных душ, и одновременно свидетелем средневековой мелодрамы,