— С тобой ведь был паж? — спросил он. — Да.
— Куда он делся?
— Ищи, спрашивай, выпытывай, это твое право.
— Поэтому я и допрашиваю тебя.
— Но давай условимся: ты вправе распоряжаться своими офицерами, солдатами, рабами, но не мной.
Мотриль, повернувшись, крикнул свите:
— С французом был паж, узнайте, куда он делся.
Пока искали пажа, царило молчание; каждый из трех персонажей по-разному ожидал результата этих поисков. Взволнованный Мотриль расхаживал перед дверью, словно часовой на посту, или, вернее, как гиена в клетке. Аженор в ожидании сидел неподвижно и безмолвно, будто железная статуя. Мюзарон, от которого не ускользала ни одна мелочь, молчал, подобно своему господину, но не спускал глаз с мавра.
Вскоре донесли, что паж исчез еще вчера и с тех пор больше не объявлялся.
— Это правда? — спросил Мотриль Аженора.
— Черт возьми! — выругался рыцарь. — Ведь это утверждают люди твоей веры. Неужели неверные тоже врут?
— Но почему он сбежал? Аженору все стало ясно.
— Вероятно, чтобы сообщить королю, что его господин арестован, — объяснил он.
— К королю нельзя проникнуть, пока его охраняет Мотриль, — надменно ответил мавр.
Потом он, снова стукнув себя по лбу, воскликнул:
— Все понятно, эта ветка! Эта записка!
— Мавр явно сходит с ума, — заметил Мюзарон. Внезапно Мотриль успокоился. То, что он узнал, вероятно, было не столь страшно, чем то, чего он сначала опасался.
— Ну хорошо, — сказал он. — Поздравляю тебя с таким ловким пажом. Аудиенция, которой ты так жаждал добиться, назначена.
— На какой день?
— На завтра.
— Слава Богу, — вздохнул Мюзарон.
— Но учти, что твоя встреча с королем не приведет к счастливой развязке, на которую ты надеешься, — обращаясь к рыцарю, предупредил Мотриль.
— Я ни на что не надеюсь, — ответил Аженор, — я просто исполняю данное мне поручение.
— Хочешь, я дам тебе совет? — спросил Мотриль, придав своему голосу почти ласковое выражение.
— Благодарю, — ответил Аженор, — от тебя мне ничего не надо.
— Почему?
— Потому что от врага я ничего не принимаю. Молодой человек произнес эти слова с такой ненавистью, что мавр вздрогнул.
— Ну что ж, прощай, француз, — сказал он.
— Прощай, неверный.
Мотриль ушел; он выведал почти все, что хотел узнать; королю сообщил о приезде французов ничуть не опасный для него паж. Не этого мавру следовало бояться больше всего.
Спустя два часа после ухода Мотриля торжественный эскорт встретил Аженора при выходе из башни и с великими почестями доставил в дом, расположенный на главной площади Сории.
Для приема посла приготовили просторные апартаменты, обставленные с неслыханной роскошью.
— Вы здесь у себя дома, господин посланник короля Франции, — сказал командир эскорта.
— Я не посланник короля Франции, — ответил Аженор, — и не заслуживаю столь пышного приема. Меня послал коннетабль Бертран Дюгеклен.
Однако вместо ответа офицер поклонился рыцарю и вышел.
Мюзарон обошел все комнаты, придирчиво осматривая ковры, мебель, ощупывая ткани и всякий раз приговаривая:
— Совершенно очевидно, что здесь куда приятнее, чем в башне.
В то время как Мюзарон производил свой досмотр, вошел главный управляющий дворца и осведомился у рыцаря, не угодно ли будет ему заняться приготовлениями к аудиенции.
— Нет, благодарю вас, — ответил Аженор. — Со мной меч, шлем и кольчуга. Это наряд солдата, а я всего лишь солдат, который послан сюда своим командиром.
Управляющий вышел, приказав трубить сбор. Через несколько минут к дверям подвели роскошного коня, покрытого великолепной попоной.
— Чужого коня мне не надо, у меня есть свой, — ответил Аженор. — Его у меня отняли, так пусть вернут: вот мое единственное желание.
Через десять минут Аженору подвели его коня.
Огромные толпы людей стояли, окаймляя дорогу — кстати, очень короткую, — которая отделяла дом Аженора от дворца короля. Молодой человек попытался отыскать среди женщин, вышедших на балконы, свою хорошо знакомую попутчицу. Но это была напрасная затея, от которой он вскоре отказался.
Вся знать, верная дону Педро, составила конный отряд, выстроенный на парадном дворе дворца. Эти раззолоченные всадники ослепляли своим великолепием.
Спешившись, Аженор сразу почувствовал себя крайне неловко. События сменяли друг друга так быстро, что он не успел поразмыслить над своей миссией; Аженор ведь был убежден, что исполнить ее не удастся.
Язык Аженора словно приклеился к нёбу, в голове царила полная сумятица. Смутные, неопределенные мысли плыли, сталкиваясь, как тучи в туманный осенний день.
В зале для приемов он стоял так, как слепой, которому яркое солнце, озарившее облако золота, пурпура и перьев на шлемах, внезапно вернуло зрение.
Вдруг послышался резкий голос, который Аженор узнал, потому что однажды слышал его ночью в Бордо, в саду, а другой раз днем, в палатке Каверлэ.
— Господин рыцарь, вы желали говорить с королем, король перед вами, — донеслось до него.
Эти слова заставили рыцаря взглянуть туда, куда он и должен был смотреть. Аженор увидел дона Педро. Справа от него сидела женщина под вуалью, слева стоял Мотриль.
Мавр был бледен как смерть: в рыцаре он узнал возлюбленного Аиссы.
Аженор в одну секунду разглядел все это.
— Монсеньер, — обратился он к королю, — я даже не мог помыслить, что меня арестовали по вашему приказу.
Дон Педро закусил губы.
— Шевалье, вы француз, — ответил он, — и, значит, должны знать, что, обращаясь к королю Испании, его надлежит именовать «государь» и «ваша светлость».
— Я был неправ, — поклонился рыцарь, — в Сории вы король.
— Да, в Сории король я, — подтвердил дон Педро, — и жду, когда тот, кто узурпировал королевский титул, лишится его.
— Государь, к счастью, я не уполномочен обсуждать с вами столь важные вопросы, — ответил Аженор. — Я прибыл по поручению вашего брата, дона Энрике де Трастамаре, предложить вам добрый и честный мир, в котором так сильно нуждаются ваши народы и которому возрадуются ваши братские сердца!
— Господин рыцарь, так как вы прибыли обсуждать со мной вопрос о мире, скажите, почему вы предлагаете мне сегодня то, в чем мне было отказано неделю назад? — спросил дон Педро.