Энрико. Плачет, опасаясь за ребенка, которого теперь время кормить.
Дон Грегорио. Но как же помочь этому? как? Зачем отваживались вы приводить ее сюда? Разве вы не могли открыть всё, не подвергая…
Энрико. Я не имел столько присутствия духа, чтобы открыть вам, милый дон Грегорио! Покамест было возможно, я скрывал всё, но теперь, когда Джильда осталась одна, отчаяние заставило прибегнуть к этому поступку.
Дон Грегорио. А мать ее?
Энрико. Мать ее, которая условилась в продолжении года держать дочь у себя в доме, имея нужду в деньгах, должна была отправиться в Милан, чтобы собрать кое-какое оставшееся имущество после своего мужа, и уехала три дня тому назад, оставивши дочь на руки провидения и меня, ее мужа.
Дон Грегорио. Итак, она никого больше не имеет кроме вас?
Энрико. По крайней мере, сколько я знаю…
Дон Грегорио. Но как же вы думаете содержать ее до тех пор, пока отец?..
Энрико. Здесь-то и есть мое затруднение.
Дон Грегорио. Отец ваш дает ли вам деньги?
Энрико. Ничего кроме тридцати паолов (15 рублей) шестого генваря, в виде подарка на игрушки.
Дон Грегорио (в сторону). Да, посмотри-ка теперь, каких игрушек требуют эти дети! Какая лошадь этот маркиз! (Ударивши себя по лбу). О боже! И вот я замешался в интригу… Но как, чорт возьми, удалось вам всё сделать так, что никто не проник.
Энрико. Бастиано…
Дон Грегорио. Проклятый Бастиано! И я не мог этого предвидеть!
Энрико. Он наблюдал очень осторожно, чтоб из вас кто-нибудь не проснулся, и поддельным ключом отпирал и запирал дверь. В то время, когда мы говорили и проводили время с Джильдой, у нас была стража, чтобы никто не мог ничего узнать; таким образом…
Дон Грегорио (в сторону). Я говорил маркизу: «Позвольте мне, позвольте мне спать внизу!» — «А» — говорит: «не нужно; нет никакой опасности». Вот тебе нет никакой опасности! Распорядился прекрасно! (Вслух). А потом, когда умер Бастиано?
Энрико. Тогда родился Бернардино…
Дон Грегорио. Кто? Бернардино?
Энрико. Сын наш.
Дон Грегорио. А! (В сторону). А между прочим, сколько есть таких, которые бы желали, чтоб у них родился сын, а нет, не родится.
Энрико. После рождения его мы виделись очень редко и с большими предосторожностями.
Дон Грегорио. Я просто безумею. И никто не мог открыть ни супружества, ни беременности девушки, ни разрешения, ни сына!..
Энрико. Никто. Потому что синьора Бриджида, мать Джильды, заключила брачное наше условие посредством одного очень хорошего человека, своего искреннего друга, с которым она уехала в Милан. Он же засвидетельствовал, как следует, рождение ребенка. Синьора Бриджида не выпускала дочь из дому во всё время ее беременности. Синьора Бриджида присутствовала при ней и подавала помощь во всех припадках, для того, чтоб это дело было известно только синьоре Бриджиде, ее другу, старушке служанке дома, Джильде и мне.
Дон Грегорио. А когда маркиз узнает это дело, то разобьет голову синьоре Бриджиде, дон Грегорио, который не знал об этом, Джильде и старушке служанке. Это не шутка! Это интрига, интрига сурьезная, роковая…
Энрико. Итак, вы хотите бросить нас в руки отчаяния? В положении сделать какой-нибудь шаг, внушенный последнею безнадежностью? Если вы имеете столько на это духа и сердце, то сделайте это. По крайней мере, дайте возможность уйти только этой несчастной, чтобы избавить ее от взоров и ярости моего отца, какой предастся он, ее увидевши…(в слезах).
Дон Грегорио (в сторону). Да, теперь бы я попросил вас, грозные педанты, притти посмотреть, что делается в таком случае! Они уже супруги, любят друг друга, различия в званиях почти нет никакого, имеют сына…
Энрико. Дон Грегорио!
Дон Грегорио (горячась). Дон Грегорио, дон Грегорио! Это обстоятельства отчаянные…(В сторону). Но как же однакож? Теперь, когда выстрел уже сделан, когда пуля вылетела, разве можно теперь оставить их так?
Энрико. Дон Грегорио!
Дон Грегорио. Надоел с этим «дон Грегорио»… Слушай, прежде всего нужно ее вывести. Через несколько дней, может быть, как-нибудь можно будет уладить это дело. Между тем я постараюсь до того времени твоего отца… Но как, как это сделать?.. А, довольно! Скажи ей, чтобы не плакала, что я подумаю обо всем.
Энрико. Я вверяюсь вам.
Дон Грегорио. Ступай, запрись и не отпирай никому, пока не услышишь моего голоса.
Энрико. Милый мой дон Грегорио!
Дон Грегорио. Да перестань раз навсегда! Я теперь, чорт его знает, в таком положении, что не могу слышать даже собственного имени.
Энрико. Повинуюсь и предаюсь весь вам. Пойду утешить мою Джильду и проведать, не имеет ли она в чем нужды. (Уходит).
Дон Грегорио (один). Здесь нет никакого средства поправить. Происходи то, что должно произойти — я не должен оставить этих молодых людей! Впрочем, ведь зло могло бы быть в десять раз хуже. Она не имеет в себе ничего дурного, хорошей фамилии; а если состояние ее небольших доходов, то это еще ничего: маркиз не имеет нужды в деньгах. Да, смелее! (Решительно). Молодым людям помочь! Так! Теперь нужно вывести молодую женщину так, чтобы никто не видал, и с сегодня я приступаю располагать понемногу маркиза.
Маркиз и дон Грегорио.
Маркиз. А! Дон Грегорио!
Дон Грегорио. Синьор маркиз! (В сторону). Кстати пришел!
Маркиз. Прежде всего, повторяю, позабудьте об оскорблении, которое сегодня поутру…
Дон Грегорио. Вы меня поразили, я уж вам говорил…
Маркиз. Довольно! Обнимемся (обнимаются), и пусть это будет последнее напоминание о случившемся.
Дон Грегорио. В этом будьте уверены. (В сторону). Вот хорошая минута!
Маркиз. Где Энрико?
Дон Грегорио (про себя). Вот оно! (Вслух). Не знаю… может быть, у своего брата.
Маркиз. Вы еще ничего не говорили с ним?
Дон Грегорио. Говорил…(Про себя). Да, если б ты знал, о чем мы говорили!
Маркиз. Ну, что ж? Он по обыкновению…
Дон Грегорио. То-есть, если хотите, чтоб я вам сказал правду, то чем дальше, тем более я утверждаюсь в моем подозрении.