С удивлением Исаак слушал и смотрел, каждое слово светлым лучом проникало в его мрачный ум и, казалось, укрепляло решимость идти до конца.
— Да, — вымолвил он, — теперь понимаю: дни творения равны целым векам. Моисей отнюдь не ошибался, надо было лишь вникнуть в истинный смысл его слов… Идем дальше.
Оба продолжили путь, но через несколько мгновений Исаак спросил:
— А что это за новый слой? Он светлее предыдущего и полон гальки и раковин… Может, здесь сокрыто лицо иного мира, предшествовавшего нашему?
— Да, — откликнулся Аполлоний. — Здесь обозначен переход от рептилий к млекопитающим. На сей раз море отступило, и на месте его образовались обширные озера пресной воды, по берегам которых жили и умирали животные, скелеты которых можно найти в этих отложениях, ибо их затянуло в ил разливами рек и ручейков. Смотри: в земле много известняка, кремния и ракушек; жизненные силы уже толкают все живущее выйти из воды на сушу и развиваться в более совершенные создания, нежели те, с которыми мы встретимся ниже. Взгляни сюда: вот останки рыб, рептилий и птиц — они приведут нас к менее совершенным млекопитающим, нежели те, с какими мы уже встречались, и вдобавок совсем неизвестным нашей науке. Посмотри: вот новые существа, что явились в мир, предшествующий нашему; они далеко не так велики, как их потомки. Среди них можно разглядеть что-то вроде тапира, находящегося где-то между носорогом и лошадью… А там еще зверь, от которого произойдут гиппопотам и лошадь, и еще один — промежуточное звено в цепи от верблюда к кабану. Рядом — хищные звери, не являющиеся ни тиграми, ни львами, ни пантерами, ни волками, но, меж тем, уже имеющими в себе нечто родственное тем, каких я только что упомянул. А чуть поодаль — пресноводные рыбы и рептилии, почти схожие с теперешними. Обрати внимание на растительность: ее строение также станет более совершенным, ибо в каждом действии великой драмы сотворения мира, которую мы сейчас смотрим от конца к началу, и растения, и животные делают новый шаг к совершенству.
Путники продолжали спускаться, но вскоре Исаак вновь остановился: они пересекли обширный пласт известняка с вкрапленными остатками раковин, показывавших, что здесь долго было морское дно и земля пропиталась солью. Под ней залегали многочисленные слои лигнитов более раннего происхождения, нежели каменный уголь, растительные остатки, обломки пресноводных раковин, скелеты ящериц, крокодилов и черепах.
Исаак застыл перед скелетом какого-то гигантского пресмыкающегося.
— Ну да, — рассеял его недоумение Аполлоний, — вот мы и добрались до слоя, где еще нет ни млекопитающих, ни птиц; в этом третьем из неизвестных нам миров рептилии — самые благородные существа. Кости, которые ты разглядываешь, принадлежат земноводной ящерице с узкой длинной пастью и острыми зубами конической формы. Как видишь, в ней полтора десятка локтей длины; ее тяжелое тело на суше поддерживали четыре короткие толстые ноги, а в воде влекли вперед мощные плавники; воду, свою родную стихию, она рассекала со скоростью пущенной из лука стрелы, а по земле ползла, как теперешние моржи и тюлени. А вот взгляни-ка: еще одна тварь с шеей, столь же длинной, как и все ее тело; то и другое вытянулось в длину на тридцать четыре локтя, причем шея похожа на тело питона, а туловище — на крокодилье; чудовище шествовало по дну озера, а голову высовывало на поверхность, чтобы дышать. А здесь нечто похожее на каймана, но в пять десятков локтей — совсем как библейский Левиафан. Обрати внимание на ту гидру с крыльями летучей мыши. Вот существо, чей вид гораздо более нереален, нежели самые причудливые фантазии наших поэтов! Такие создания родились в особых атмосферных условниях, они ползали по поверхности с едва выступавшими из теплой мутной воды одиночными кочками. Все эти чудовища, чьи скелеты ты видишь, должны были погибнуть в изменившихся условиях, через которые предстояло пройти верхним мирам, и остались здесь; но корни их лежат в нижних мирах.
— Разве они не сотворены при начале времен? — удивился Исаак.
— Природа все создает постепенно, — ответил Аполлоний. — Ты проделал лишь две трети пути по цепочке наделенных жизнью созданий. Подожди, пока мы спустимся ниже этих обширных меловых слоев, но предварительно задержимся на самом нижнем из них. Вот мы и у цели: здесь отстаивался ил спокойного моря, которому были ведомы лишь рыбы и рептилии. Погляди: среди рыбьих остовов ни один не напоминает по форме то, что мы вылавливаем сейчас. Обрати внимание на гигантских черепах; оцени размеры этого панциря: шесть локтей! Как щит великана! А вот ящерицы, похожие на тех, что мы видели в верхнем мире: часто одна эра уходит корнями в другую, предшествующую ей. Только чем ближе мир подходит ко времени человека, тем умнее становятся животные.
— А вот здесь, — заметил иудей, — земля весьма явственно изменила цвет. Неужели мы приближаемся к первейшим слоям?
— В этих зеленоватых, насыщенных железом песках сохранены остатки рептилий, но не следует считать и странные пески, и погибших в ней тварей каким-то особенным миром, отделенным от других. Здесь всего лишь верхняя граница известняков. Приглядись: среди окаменелостей тысячи рыб, крабов, изогнутых раковин моллюсков; удивительны и вон те рептилии, они не имеют подобий себе в иных мирах. А из растений здесь только морские водоросли, плауны и тропические папоротники: мы сейчас прикасаемся к границе существования тварей земных, и ниже, там, где ты замечаешь лишь толстые слои песка, из мира живых есть только растения; правда, там еще можно встретить кое-каких рыб и рептилий, но так просто устроенных, что они почти похожи на механические игрушки. Вот действительно первая ступень сотворения мира, начальное звено в цепи; ниже живых полипов можно различить зоофиты — в них жизнь хотя и существует, но в каком-то двусмысленном обличий, ибо лишена органов чувств. А до того, как можешь убедиться, — лишь инертная материя… Итак, мы пронеслись последовательно сквозь пять миров, куда уходят корни всего, что обитает сегодня на земной поверхности, всего, что одушевлено и наделено чувствами и мыслями, — уходят в гранит изначального основания нашей планеты.
— Да-а, — произнес иудей, совершенно раздавленный величием творения, неспешно осуществленного руками Создателя. — Да, пять миров, то есть пять дней, продолжительностью в тысячу лет каждый, перед тем как появились первые мужчина и женщина… Вот теперь мне открылось и то, как сотворен мир, и истинный смысл слов Моисея!.. Но сколько же тысяч лет понадобилось, чтобы создать эту гранитную первооснову? Вот о чем, о Моисей, ты забыл упомянуть!
— Для него это было бы тем затруднительнее, — подхватил его мысль Аполлоний, — что, по всей вероятности, гранит некогда был расплавленным веществом. Ибо знай, Исаак: сердцевина земли, против которой бессильна самая закаленная сталь, когда-то походила на те потоки лавы, что истекают из кратеров Этны и Везувия; постепенно соприкасаясь с воздухом, лава остыла, а сейчас ты сам убедишься, что по мере нашего нисхождения в земную глубь жара усилится, ибо день ото дня она медленно отступает к центру. Каждый из посвященных, спускающийся сюда, отмечает на стене подземного хода место, до которого смог добраться. Кстати, взгляни: вот отметины, оставленные в эпоху Перикла: всего пять сотен лет назад здесь, где мы стоим, уже было нестерпимо жарко. А вот зарубки современников Александра. Дальше нам встретятся и те, что сделаны в эпоху Эпикура, во дни славы Аристарха, в годы тирании Суллы и правления Августа. Каждый век передвигает тепловую границу, которую невозможно перейти, примерно на двадцать четыре стадия. Если ты действительно бессмертен и тебе суждено присутствовать при гибели нашей земли, ты увидишь, как все на ней погибнет от холода, который достигнет предела: убывание тепла повлечет за собой и угасание жизни.