— А откуда пришел новый бог? — спросила Клото. — Из Индии или Финикии?
— Из Египта.
— На каком Олимпе он обретается?
— Он умер.
— И как же он умер?
— На кресте. Сестры переглянулись.
— Если он умер, то почему же это бог? — спросили они все вместе.
— Его ученики утверждают, что он воскрес через три дня после того, как его положили в гробницу.
Парки переглянулись вторично.
— Вот почему, — произнесла Лахесис, — я чувствую, что моя нога немеет.
— Вот отчего мои пальцы утратили ловкость, — откликнулась Клото.
— Так вот из-за чего моя рука дрожит, — проговорила Атропос.
И все три одновременно покачали головами.
— Сестры, сестры! — зашептали они. — Коль скоро без нашего ведома появляются бессмертные, если умирает тот, кому мы даже не сплели его нити, — значит, приближается что-то неведомое. И оно придет нам на смену.
С глубоким ужасом внимал Исаак жалобе мрачных богинь. Значит, длань Христа, согнувшая его, имела власть не только на земле, ее сила ощущалась и здесь, в центре мира?
— Пусть так! — нетерпеливо воскликнул иудей. — Но это ведь не помешает вам вручить мне нить, за которой я пришел?
— Что за нить ты ищешь? — проговорила Атропос, с видимым усилием перерезая ту, что все еще держала в руке.
— Нить Клеопатры, царицы египетской, — отвечал он.
— Сколько раз ты желаешь связывать ее?
— Столько, сколько мне заблагорассудится.
— Мы не можем наделить такой властью человека, — одновременно возразили Лахесис и Клото.
— Какая теперь разница, сестры? — заметила Атропос. — Какое нам дело, что теперь будет происходить у людей, если уже не мы будем повелевать ими? Отыщи оба конца этой нити, Клото. Ты найдешь их сплетенными с нитью Антония. Только у Клеопатры она спрядена из золота, серебра и шелка, а та, что у Антония, — лишь из золота и шерсти.
Клото нагнулась и острием веретена стала перебирать ворох под ногами в поисках блестящих концов когда-то разрезанной нити. Наконец она обнаружила их, хотя и с большим трудом, между многими, принадлежавшими императорам и монархам.
Ведь прошло уже более века с тех пор, как умерла прекрасная властительница Египта, и за это время множество подобных нитей было оборвано.
Клото подала оба конца Исааку.
— Держи, — сказала она. — Когда захочешь, чтобы Клеопатра ожила, свяжешь вместе оба кончика этой нити. И сколько бы раз в будущем судьба ни прерывала ее, столько раз мы разрешаем тебе связать ее вновь.
Исаак с жадностью схватил и сжал в руке бесценный дар.
— Благодарю. И знайте: если проклявший меня бог одержит верх над вашими божествами, то не без сопротивления, какое я намерен ему оказать в этой неравной борьбе!
Атропос в сомнении покачала головой.
— Разве не сам Прометей поведал мне, что, решившись помогать Зевсу, он склонил победу на его сторону? — спросил вечный странник.
— Все так, — вздохнула Атропос. — Но Зевс был вестником нового мира и сражался против мира отжившего… Как раньше времена переменились, обрекая на гибель царствие Хроноса, так и теперь время изменило Зевсу.
Лахесис и Клото повторили вслед за ней:
— Время переменилось, владычеству Зевса настает конец!
И, помолчав, все три сестры воскликнули:
— Горе нам! Горе! Старый мир угасает! Старый мир обречен!
Исааку больше нечего было ждать от тех, к кому он добирался из такого далека: желанную нить он уже держал в руках. Поэтому, не мешая сестрам отдаться скорби, он быстро удалился.
Проход, через который он вошел, закрылся за его спиной. Теперь он опять постучал в стены пещеры золотой ветвью. Послышался тот же густой звон, и плиты снова разошлись, пропуская дерзкого пришельца.
Перед тем как перешагнуть порог, Исаак обернулся, бросив последний взгляд на богинь судьбы.
Под умирающим сиянием двух светил, не угасавших до сей поры, но теперь готовых потухнуть, он увидел странную картину.
Колесо Лахесис остановилось, веретено Клото более не вращалось, и ножницы Атропос выпали из ее рук на колени.
То немногое, что оставалось от жизни, покинуло жриц неотвратимого рока. В противоположность Галатее, ставшей из статуи женщиной, они, застыв на своих бронзовых тронах, превратились в статуи.
Исаак бросился прочь из пещеры, и вход сомкнулся за ним.
Выйдя к свету, Исаак не опроверг поговорки «Бледен, словно побывал в Трофониевой пещере».
Аполлоний ожидал со жрецами и посвященными; они уже теряли надежду встретиться с ним вновь.
Иудей рассказал им о своей беседе с парками и описал их предсмертные мгновения.
А затем, поскольку ничто более не удерживало его в Греции, он простился с Аполлонием. По обычаю, его поместили головой вниз в отверстие лаза, где он снова прошел через все испытания — свист и шипение змей, треск огня, рев воды — и очутился перед двумя жрецами у подножия лестницы. Без их помощи, что мало кому удавалось, он выбрался к миру людей и снова увидел солнце.
Сфинкс ожидал его, все такой же угрюмый и сосредоточенный, словно пытался сосчитать тростинки в озере Мареотис или песчинки в пустыне. Исаак подошел к нему, погладил по гранитной шее и сказал:
— Сейчас отправимся, прекрасный сфинкс! Еще один полет, и я отпущу тебя; ты погрузишься в неподвижное созерцание, что так любезно твоему сердцу.
Произнося это, он устроился на его спине.
Сфинкс расправил крылья, медленно взлетел, но, набрав высоту, вновь обрел былую стремительность.
Они направились к югу…
Внизу поочередно проносились и исчезали вдали море Алкионы, Коринфский перешеек, Арголида, Миртосское море, остров Крит; потом они поплыли между голубыми лазурями небосвода и Внутреннего моря. Наконец, впереди показался Египет, разворачивающийся длинной лентой матово-серебристой зелени меж двух пустынь, с нильской дельтой, у которой, подобно двум часовым на подступах к Мемфису, выдвинулись вперед Каноп со своим каналом и Александрия со своим озером.
Сфинкс опустился прямо на свой пустовавший пьедестал, где еще можно было различить след его тела. Сложив крылья, он привычно повернулся спиной к озеру Мареотис, а лицом к гробнице Клеопатры и застыл, указывая поднятой лапой на дверь усыпальницы.
Если измерять время привычным нам способом, было около одиннадцати вечера.
Исаак подошел к гробнице, прикоснулся к двери золотой ветвью, и та распахнулась.