В комнате повисла томительная тишина. Хадайша цедила вино, завороженно наблюдая за танцем языков пламени в камине и словно не услышав длинной прочувственной тирады девочки. Шаная сперва хмурилась, угрюмо ожидая выволочки за столь открытое проявление непослушания и своеволия. Но чем дольше длилась пауза, тем растеряннее становилась девочка. Она никак не могла понять, что именно задумала дознавательница. Слишком отсутствующий и равнодушный вид у нее сейчас был. И наконец, когда принцесса уже готова была закричать во весь голос, лишь бы разбить тягучее молчание, повисшее между ними, Хадайша будто очнулась.
— Хорошо, дитя. — Женщина ласково улыбнулась насупившейся Шанае. — Я принимаю твои условия. А теперь внимательно послушай меня. В скором времени я стану настоятельницей монастыря. Дело лишь за решением Священного Трибунала. Отец Дайтон — глава совета храмов — требует, чтобы прежде я озвучила причины гибели Серафии. Мы с Залином договорились, что выставим это как несчастный случай. Капитан согласился пройти испытание огнем, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в его откровенности.
На этом месте Хадайша замялась. Да, Залин согласился пойти на этот шаг, но лишь в обмен на жизнь Ранора. Теперь, когда провинившийся стражник мертв, капитан вполне может забрать свое слово. Это была еще одна причина, по которой дознавательница не желала, чтобы о самоубийстве Ранора стало известно. Да, это некрасиво, даже подло, поскольку Залин наверняка получит тяжелейшие ожоги, но другого выхода нет.
— Вы же говорили, что испытание огнем — это, по сути, пытка, — настороженно протянула Шаная. — Очень жестокая и болезненная.
— Да, дитя. — Хадайша грустно хмыкнула. — Но что поделать. За ошибки высших мира сего зачастую платят обычные смертные.
Шаная вскинулась было что-то возразить, но в последний момент одумалась. Лишь несогласно покачала головой, не решившись озвучить какие-то свои предположения.
Хадайша одним глотком допила вино и встала. Прошлась по комнате, ожидая, что принцесса все же не выдержит и вступит с нею в спор, но девочка молчала, глядя куда-то в сторону.
— После моего назначения на пост настоятельницы я займусь твоим обучением нардокскому, — продолжила Хадайша, остановившись напротив залитого дождем окна. — Думаю, у нас будет достаточно времени, чтобы ты в полной мере овладела чужим языком, а заодно узнала основные ритуалы и обряды империи. Все ясно?
— Вы обещали рассказать про дракона и про то, почему отказались от дара, — напомнила Шаная. Опустилась на подлокотник кресла, устремив внимательные глаза на дознавательницу. — Или опять сошлетесь на нехватку времени?
— И не думала. — Хадайша неопределенно повела плечами. — Полагаю, нет особой нужды отправляться в лес на поиски Ранора прямо сейчас. Тем более что Варон наверняка уже лег спать и вряд ли обрадуется, если я вытащу его из теплой постели и отправлю под ливень. Так что я вполне могу ответить на эти вопросы прямо сейчас.
Шаная с нескрываемым интересом ожидала продолжения. В ее синих глазах вновь зажегся огонь восторженного любопытства. А вот Хадайше было не по себе. Она так давно не вспоминала эту историю, так старательно пыталась навсегда вычеркнуть ее из своей памяти, что сейчас не знала, как начать. Поэтому прежде всего дознавательница налила себе еще вина. Одним глотком почти осушила бокал, отставила его в сторону, чтобы больше не было искушения, и сжала кулаки, пытаясь скрыть дрожь пальцев.
— Я с самого раннего детства слышала шепот теней, — наконец глухо начала она. — Тихий пересвист во мраке. Иногда умоляющий, чаще угрожающий. Но я никогда не боялась этих голосов. Понимала, что они сами напуганы и стараются лишь заставить меня поступить так, как им выгодно. Я даже умудрилась подружиться с ними, как мне тогда казалось. И я, как и ты, свято верила, что уж они-то меня никогда не предадут и не оставят. Но, увы, у меня не было мудрых наставников и могущественных покровителей, которые бы приказали держать все в тайне. Тем более что у меня была любящая мать. Казалось кощунственным скрывать от нее столь замечательную вещь, как откровения теней и способность видеть сумеречный мир.
— Вы ей рассказали? — Шаная печально улыбнулась, уже понимая, куда клонит дознавательница. — И мать вас предала?
— Нет, не она. — Хадайша устало потерла лоб. — Отец. У них не было секретов друг от друга. Это было моим первым жестоким уроком: если делишься с кем-нибудь секретом, то будь готов, что он, скорее всего, станет известен и всем остальным. Увы, но люди редко умеют держать язык за зубами. Тем более отец полагал, что поступает так лишь во благо мне. Что инквизиция обязательно поможет мне справиться с голосами во тьме, расскажет и объяснит, что нельзя играть в подобные игры с мраком. В чем-то он оказался прав, бесспорно. Мне все рассказали и объяснили. Первым делом дознаватели приговорили всех моих родных к смерти на костре. Мол, зло не могло появиться ниоткуда. Оно всегда передается по наследству. И меня заставили наблюдать за их казнью. Я слышала, как мать кричала от боли в объятиях пламени. Видела, как отец корчился в муках, привязанный к столбу. И не смела даже закрыть глаза, поскольку мне пригрозили, что в таком случае найдут способ продлить их агонию на много часов.
— Мне жаль, — тихо обронила Шаная, заметив, какая жуткая гримаса страдания исказила лицо Хадайши. Дознавательница мыслями вернулась в тот день, когда стала свидетельницей гибели своей семьи. Она словно опять стояла рядом с пепелищем родного дома.
— Мне тоже, — чуть слышно отозвалась Хадайша. Не выдержав, подхватила бутылку со стола и надолго припала к ней, после чего небрежно промокнула губы рукавом и продолжила: — Я всегда винила именно себя в их смерти. И до сих пор виню. Мне не стоило открываться перед матерью. Я обязана была предвидеть, к чему это приведет. А тени… Они не остановили меня, хотя прежде всегда запрещали говорить на подобные темы с посторонними. Все эти годы я пыталась понять — почему? Но на этот вопрос у меня нет ответа.
Шаная невольно вспомнила тот момент, когда открылась Кириону. Действительно, а почему тени позволили ей это? Почему не одернули в последний момент, как до того делали не раз? Но ведь в итоге ничего дурного не произошло. Напротив, Кирион принял этот дар; более того, защитил ее после смерти Серафии. Получается, к ней тени оказались более благосклонными, чем к Хадайше?
— Я полагала, что на рассвете следующего дня убьют и меня, — между тем продолжила дознавательница. — И, что скрывать, ждала этого с нетерпением. Нет, огонь пугал меня, но мысль, что за гранью я встречу родителей, на коленях вымолю у них прощение… Однако у инквизиции оказались на меня другие планы. На меня надели ошейник из какого-то странного металла, который не позволял мне позвать на помощь теней или сбежать через сумеречный мир. Затем неделю держали в сырой яме, почти не давая еды. Только воды было вдоволь. Под конец этого срока я уже не могла держаться на ногах — сразу же перед глазами все темнело от предчувствия скорого голодного обморока. И тогда мною занялся тогдашний верховный инквизитор отец Гариол. Нет, он не мучил и не бил меня. Да и зачем такие трудности, когда имеешь дело с восьмилетней девчонкой? Палачи инквизиции тоже люди и не любят издеваться над детьми, конечно, если речь не идет о необходимости склонить их родителей к сотрудничеству. Напротив, отец Гариол распорядился отмыть меня от грязи и поселить в светлой уютной комнате. Но еды мне все равно не давали. Каждый проклятый день он приходил ко мне, с удобством располагался напротив и трапезничал. Клянусь, таких изысканных кушаний я раньше не видела. Даже не предполагала, что они существуют. От самых разнообразных ароматов кружилась голова. Я сидела напротив инквизитора и глотала голодные слюни, представляя, как вопьюсь зубами в кусок жареного мяса, как буду давиться от жадности, пытаясь откусить побольше. Но мне не полагалось и крошки от этого пиршества. Когда отец Гариол уходил, сытно отужинав, мне кидали черствую краюху хлеба, словно бродячей собаке. Ты даже представить себе не можешь, какая это была мука.