Хадайша замолчала и с презрением сплюнула на пол. Ее серые глаза потемнели от гнева и обиды за перенесенные некогда страдания.
— И вам предложили отдать дар за еду? — не выдержав, первой нарушила паузу Шаная. — Так?
— Да. — Хадайша печально кивнула. — На третий день Гариол поставил меня перед выбором: или я добровольно отказываюсь от общения с тенями в обмен на сытую жизнь в качестве послушницы Пресветлой богини, а в дальнейшем — дознавательницы инквизиции, или же… Или же отправляюсь на костер. Что я могла ответить на такой ультиматум? Как я уже говорила, мне было всего восемь. Каждую ночь меня мучили кошмары, и я просыпалась от крика сгораемых заживо родителей, а днем меня истязали настоящей пыткой. Я согласилась. Стоит отдать должное Гариолу — после этого меня действительно начали нормально кормить. Сперва несколько дней осторожно отпаивали куриным бульоном. Потом позволили вкусить и тех деликатесов, вид и запах которых меня так долго сводил с ума. А когда я полностью оправилась — отправили на ритуал. Знаешь, именно тогда я по-настоящему пожалела, что не умерла вместе с родителями. Если бы мне сразу рассказали, какая боль меня ждет, то не сумели бы запугать никакими пытками. Это было… ужасно… Словно из груди вырвали сердце и заставили меня смотреть, как оно отчаянно бьется в чужих руках. Как я потом узнала, после подобных обрядов выживают единицы из сотен. Мне повезло. Относительно, конечно, но все же.
Хадайша говорила быстро и отрывисто, будто опасаясь, что кто-то оборвет ее. Она, наверное, впервые в жизни рассказывала эту историю. И сейчас торопилась облегчить душу.
Шаная слушала ее внимательно, не перебивая. Даже Дымок заинтересованно приподнял голову, внимая женщине. Но помимо них в комнате присутствовали еще кое-кто. Тени собрались в углах, будто привлеченные откровениями той, которая некогда умела их понимать. Длинные отростки мрака пролегли через всю комнату, вальяжно развалились прямо на полу, не смущаясь зажженных свечей и растопленного камина.
Хадайша это наверняка заметила, но предпочла не отвлекаться. Она дрожащей рукой вытерла выступившую испарину, еще раз промочила горло вином и тяжело вздохнула.
— Не меньше месяца я металась в бреду, — глухо продолжала она. — Умоляла добить меня, только не мучить больше. Но жила. Вопреки всем ожиданиям и прогнозам — жила. И выжила. Затем долго училась заново ходить и разговаривать. Я продолжала видеть тени, чувствовать их присутствие, но больше не умела с ними говорить. Это было так ужасно. Словно в одночасье я оглохла и погрузилась в мир без звуков. Потом меня отправили в один далекий закрытый от чужаков монастырь. У меня были неплохие задатки к целительству, поэтому достаточно скоро я приняла первую ступень посвящения в храме Пресветлой богини. Весьма быстро добралась до высшей и перешла в инквизицию. Нет, это не было моим выбором, но меня и не спрашивали. Мою судьбу расписали заранее, не спросив на то моего мнения. Все в принципе.
— Не все, — упрямо напомнила Шаная, сделав вид, будто не заметила слез, блеснувших в глазах дознавательницы. — Что насчет Малыша?
— Малыша? — переспросила Хадайша. Впервые за весь вечер улыбнулась с искренней радостью. — О, Малыш — это самое чудесное, что со мной когда-либо случалось. Когда я спускаю его с поводка, то могу видеть его глазами, чувствовать его кожей, дышать его огнем. Я становлюсь драконом. И каждый раз мне чудится, что это настоящая свобода. Что я могу взмахнуть крыльями и улететь далеко-далеко. Туда, где нет инквизиции, где нет паутины долга, сковывающей надежней самых прочных цепей, где нет собственного предательства и боли. Но… Каждый раз я возвращаюсь, вспоминая, что Малыш — не Дракон. Всего лишь воплощение заклинания, которое нанесли на мое тело в храме Игниуса. Видишь?
Хадайша тщательно закатала рукава платья, показывая девочке татуировку, имитирующую драконью чешую.
— Она идет по всему телу, — пояснила дознавательница, проведя пальцем по переплетениям линий. — Когда мне нужна помощь Малыша — я его призываю. Но сама при этом не становлюсь драконом. Заклинание воплощается в ближайшем более-менее подходящем объекте. Чаще всего — в мухе, к примеру. Понятное дело, лучше всего заниматься этим на свежем воздухе, иначе рискуешь разрушить здание до основания. Муха начинает расти — и превращается в Малыша. Я могу уйти в транс, полностью переселившись в его тело. Могу лишь контролировать его, занимаясь другими делами. Могу дать какое-либо задание, к примеру, отправить в погоню, а самой организовать поиски беглеца другими способами. В общем, надеюсь, ты уловила смысл. Когда нужда в Малыше отпадает — я нейтрализую заклинание, и все возвращается на круги своя. Понятно?
— Да, — кивнула Шаная. Помолчала немного, видимо, сомневаясь, стоит ли продолжать, но затем все же сказала: — Тот, кто сделал татуировку, — очень жестокий человек. У вас отняли свободу, а вместо нее дали иллюзорную видимость самостоятельности. И мне страшно даже представить, как вы страдаете, когда вынуждены возвращаться из тела Малыша в свое. Да, вам никогда не сбежать от инквизиции. Любое заклинание имеет срок действия, поэтому рано или поздно дракон исчезнет сам собой. Что может быть хуже и больнее, чем каждый раз по доброй воле возвращаться в темницу после глотка свежего воздуха?
Хадайша побледнела после этих не по возрасту разумных слов Шанаи. Гордо вскинула было голову, собираясь отругать наглую девчонку, но тут же с приглушенным стоном взялась за виски.
— Ты права, — тихо обронила она. — Права во всем. И я очень надеюсь, что моя история послужит тебе надлежащим уроком.
— Не сомневайтесь. — Шаная слабо улыбнулась. — Если меня когда-нибудь поставят перед подобным выбором — я предпочту смерть.
Хадайша ожидала услышать от нее другие слова. Она открыла рот, чтобы возразить, но передумала. Лишь спрятала печальную усмешку в уголках губ.
— Надеюсь, что ты не потеряешь свою смелость и отчаянную решимость в вихре придворных интриг, — прошептала она. — Дитя, ты даже не представляешь, в каком жестоком мире мы живем.
Шаная не стала с ней спорить. Лишь почтительно склонила голову, прощаясь, и растаяла во мраке, всплеснувшемся с пола. За маленькой хозяйкой ушел и Дымок, напоследок ласково боднув дознавательницу в ногу. Хадайша осталась одна, и ее вполне это устраивало. Она взболтала изрядно опустевшую бутылку, задумчиво наблюдая, как на ее дне кружится осадок, одним глотком допила вино, затем опустилась в кресло и закрыла глаза. А за ее спиной взбурлили тени, бесшумно подкрадываясь к задремавшей женщине.
* * *
Далалию сегодня не спалось. Он долго ворочался в постели, вспоминая и вспоминая бледное, осунувшееся лицо Ранора во время ритуала погребения Дейлы. Не успокаивал даже монотонный шум дождя, многократно усилившегося под вечер. Наконец, когда на него в очередной раз шикнул один из товарищей, которому он мешал спать бесконечным скрипом кровати и тяжелыми вздохами, мужчина встал. Быстро натянул штаны, заправил в них просторную рубаху, накинул поверх теплую куртку и, не совсем понимая, зачем это делает, привычно перепоясался перевязью с мечом. После чего решительно вышел из комнатенки в одной из хозяйственных пристроек, где им отвели место для ночного отдыха.