– Эта история с Бриджит Картерет, Генриетта… – начала Каролина. – По-моему, я должна возместить ей утрату.
– Вашему Высочеству не стоит думать об этом, хотя, конечно, девушка пришла бы в восторг.
«Да, – подумала Каролина, – бедная Бриджит очень обрадовалась бы». Каролине всегда доставляло огромное удовольствие смотреть, как радуются ее фрейлины.
– Там в шкатулке ожерелье… Один брильянт на золотой цепочке.
– Я знаю его, мадам.
– Принесите его мне. И захватите золотые часы, они гам же.
Генриетта принесла вещи и положила перед Каролиной.
– Прекрасное возмещение, – сказала она.
– Да, бедная девочка так перепугалась.
– Теперь мы все будем искать встреч с разбойниками.
– Я так не думаю. Никто не станет рисковать жизнью ради нескольких безделушек, которые все равно не могут возместить утрату.
– Это же подарок Вашего Высочества. А он особенно ценен.
– Вы льстите мне, Генриетта. Пошлите за малышкой Картерет, а потом принесите мне туфли и часы. Я все же пойду на прогулку. Хочу побольше побыть на ричмондском воздухе.
– Там пасмурно, Ваше Высочество.
– Я буду неподалеку от дома.
Бриджит Картерет пришла в восторг от подарков и в красках описала Каролине свое приключение. В это время на улице стемнело, как ночью, и застучали первые капли дождя.
– По-моему, будет сильная гроза, – сказала Каролина, подходя к окну, и в этот момент молния осветила комнату. Прямо вслед за ней загрохотал гром, и возникло такое впечатление, будто он прокатился прямо над головой.
– Вашему Высочеству надо отойти от окна, – взволновалась Бриджит. – Я слышала…
Каролина с улыбкой повернулась к своей фрейлине.
– Это всего лишь гроза, она пройдет.
– В вашем положении, мадам… – начала Генриетта и замолчала, потому что еще более яркая молния заставила Каролину отступить от окна. В этот же момент рухнул старый вяз. Через мгновение раздался звук разбившегося стекла, заглушаемый ударами грома.
Каролина испуганно вскрикнула, сделала поспешный шаг назад и споткнулась.
Она услышала стон Бриджит Картерет, потом увидела ветви дерева, заглядывавшие через разбитое окно, и лицо Генриетты, склонившейся над ней. И – потеряла сознание.
Каролина лежала в постели. Возле нее сидел суетливо внимательный принц. – Что случилось?
– Моя торогая, с тобой все в порядке. Врачи заверили меня… – он взял ее руку. – Я так беспокоился. Ты мне дороже собственной жизни. Но теперь все в порядке. Они так сказали.
– Ребенок…
– У нас будут еще дети. Тебе нельзя расстраиваться. Скоро ты будешь здорова…. И это единственная моя забота.
Так! Значит, она потеряла ребенка! Неужели на ней проклятие? У нее отняли детей, и судьба будто решила, что ей не надо рожать других.
* * *
Принцесса медленно оправлялась от разочарования. Конечно, будет еще ребенок, потому что принц посещал ее так же регулярно, как и свою любовницу.
«Не может же неудача постоянно преследовать меня», – уговаривала себя Каролина. Ей надо быть благодарной за крепкое здоровье, благодаря ему она поправляется после разочарований быстрее, чем многие другие.
Она постоянно думала о детях. До нее доходили слухи, что Фрицхен слишком много пьет, что он пристрастился к игре. Она слышала, что он не очень сильный. Его часто лихорадит. У него слабая спина, и ему приходится носить корсет. Но не стальной, который сдавливает нервы, а из китового уса. У сына опухают железы, врачи прописали ему диету – молоко ослицы. Что происходит с Фрицхеном? Как противоестественно, что годы идут, а матери не разрешается увидеть собственного сына!
А девочки? Она слышала, что они танцуют перед дедом в Гемптоне, что к ним с уважением относятся послы. Этот мерзкий человек настаивал, чтобы к его внучкам относились совсем не так, как к сыну и снохе. Она несколько раз встречалась с девочками. Но с каким трудом! Георгу Августу не разрешалось посещать Гемптон, а ее с детьми со всех сторон окружали шпионы. Дочери растут, и трудно ожидать, что на них не повлияет конфликт в семье.
Как отличалось это лето от славных дней, проведенных в Гемптоне!
А в Гемптоне Георг пытался забыть о том, что у него есть сын и сноха! Он считал внука Фридриха Людвига своим наследником в Ганновере. Георг не испытывал нежности к внучкам, но ему приятно было видеть их рядом, потому что своим существованием они напоминали ему о власти, позволившей забрать их у родителей.
Время от времени до него доходили слухи о том, как горюет о них принцесса, и это доставляло ему мрачное наслаждение. Она презирала его. Каролина была чересчур, непозволительно умна. Она привлекала людей, завоевала любовь народа. Она должна заплатить за это, как заплатит любой другой, кто обидит его.
Георг не собирался делать Гемптон похожим на Ричмонд. Его двор должен быть таким, какой ему нравится. Могут сказать, что его двор ужасно унылый, но ему на это наплевать. Его герцогини – Кендальская и Дарлингтонская, другими словами Шулемберг и Кильманзегге – нравились ему, особенно первая, без которой он никуда не уезжал надолго. Эрменгарда была для него все равно что жена, хорошая, покорная жена, которая никогда не противилась ничему, чего бы он ни пожелал. В молодости он больше всего любил войну и женщин. Сейчас король стал слишком стар для войны, остались только женщины. И хотя время от времени он любил разнообразие, но всякий раз возвращался к Эрменгарде. Она сумела разбогатеть, потому что с тех пор, как переселилась в Англию, у нее открылся неожиданный талант приумножать состояние. Но это нисколько не отразилось на, их отношениях. Она осталась прежней послушной Эрменгардой, всегда готовой подчиниться любому его капризу.
В Англии Георгу нравилось только одно – театр.
Поэтому он приказал сделать сцену в большом Гемптонском зале и послал за Кале Сибером, [5] чтобы тот приехал со своей труппой и развлекал его.
Актеры играли «Генриха VIII» и другие пьесы Шекспира, которые особенно любил Георг. Сибер дал Георгу немецкий перевод. Король держал его в руках и следил за действием на сцене. Сибер восхищался королем. И король восхищался Сибером.
Театр делал существование короля приятным. Он смотрел пьесы, посадив с одной стороны от себя герцогиню Кендальскую, а с другой герцогиню Дарлингтонскую. У этой троицы давно выработалась привычка повсюду ходить вместе. Затем Георг либо удалялся с одной из них, либо шел мирно спать к себе…
Так проходили летние месяцы.
Лондонцы потешались, глядя на короля, направлявшегося в Друри-Лейн. Его несли в портшезе из Сент-Джеймсского дворца, впереди шествовали лейб-гвардейцы и стража. Сразу же позади королевского плыли два других портшеза, и удачливым зрителям иногда так везло, что они видели под рыжим и черным париком два самых гротескных, самых безобразных, по всеобщему мнению, лица в королевстве.