— Что же в таком случае вы предлагаете? — спросила Элизабет дрожащим голосом.
— Я найду решение.
Она поняла: он намерен уехать. В прошлом он не раз говорил о своем желании присоединиться к армии на континенте, и сейчас она без слов поняла, что унего на уме.
— Так что же, мы больше никогда не увидимся?
В ту минуту ей показалось, что они оба преждевременно постарели.
— Это как будет суждено, — ответил Ангус.
Она знала, что они оба вспомнили о преклонном возрасте Артура. «Но он, вероятно, проживет еще очень долго, — подумала Элизабет, — бесконечно много лет. Я не смогу этого вынести, не смогу!» Она посмотрела на Ангуса, и из ее глаз внезапно хлынули слезы. Он обнял ее.
— Не нужно, дорогая! — произнес он. — Это единственный выход. Вы должны сами понять, что нам больше ничего не остается. И я должен позаботиться о вас, защитить вас.
— Останьтесь, хотя бы ненадолго.
— Будет только хуже. К тому же мы должны думать о нашем добром имени. Что еще у нас есть?
Говоря это, он с грустью оглядел комнату, и Элизабет догадалась, о чем он подумал, — все это принадлежало Артуру.
— Уйдем отсюда, — предложил он. — Съездим в парк. Элизабет дотронулась до его руки:
— Там будут люди. Здесь хотя бы мы одни. Ангус, неужели нам больше никогда не быть вместе? Меня пугает будущее без вас. Только я начала жить, и вы тут же обрекаете меня на жизнь в аду. Гораздо лучше было бы оставить все, как раньше, когда я была слишком глупа, чтобы понимать, чего лишена.
Ангус притянул ее голову к своему плечу.
— Не нужно, родная, — сказал он, — произносить этого вслух. Что бы ни случилось, как бы ни было мучительно, мы должны выбрать правильный путь. В теперешнем нашем положении для нас нет другого выхода.
Элизабет знала, что он прав. Еще минуту она сидела прильнув к нему, а потом встала.
— Пора ехать домой, — сказала она.
Ангус тоже поднялся и, не говоря ни слова, обнял ее икрепко прижал к себе. Он не поцеловал ее, только лишь коснулся ее щеки своей щекой, и она ощутила покой и счастье, каких никогда не испытывала. Наконец она нашла свое пристанище. Наконец она была больше не одна в этом мире. Она была частью Ангуса, а он был частью ее, что бы там ни случилось в будущем, как бы далеко их ни развела судьба.
Они оба были бледны, когда распались их объятия. Ангус подобрал с полу чемодан Элизабет и открыл перед нею дверь. У них больше не осталось слов.
В холле гулко прозвучали их шаги. На улице сгустилась тьма, и деревья на площади превратились в темные силуэты, Ангус поставил чемодан Элизабет на заднее сиденье машины, и она села за руль. Она не сделала попытки дотронуться до него, только смотрела ему в лицо, едва различимое в свете уличного фонаря.
— Прощай, дорогой, — прошептала она и уехала прочь.
Все утро Лидию не покидало чувство, что Филип иКристин связывает вместе какой-то тактический план, и несколько раз она перехватывала их многозначительные взгляды и перемигивания, словно у них был какой-то секрет. С ней они обращались исключительно мило, она понимала причину и была тронута, хотя ее несколько раздражало, что они осмелились критиковать поступки Ивана.
Во время второго завтрака Кристин заговорила голосом слишком беспечным, чтобы быть естественным:
— В котором часу папочка привозит эту привилегированную ученицу?
— Мне кажется, они будут здесь к чаю, — ответила Лидия, заметив, как Кристин взглянула на Филипа и они оба при этом поджали губы.
— Послушайте, дети, — сказала она наконец. — У меня такое впечатление, что вы что-то затеваете. Вы должны хорошо обращаться с этой девушкой ради меня, а также ради отца. Здесь наш дом, и если вы проявите негостеприимство, то это больно ранит всех нас и повредит нашему собственному счастью.
— Дорогая мамочка, — импульсивно заговорила Кристин, — мы будем вести себя как ангелы!
Но у Лидии были свои сомнения. Она ни за что бы не призналась даже самой себе, насколько сильно ее пугал приезд этой незнакомки. Она не переставала удивляться, почему Иван требовал от нее больше понимания сейчас, чем когда-либо в прошлом? Раньше она никогда его не подводила, но не зашел ли он теперь слишком далеко? Несколько раз она порывалась позвонить в Лондон и сказать, что передумала и не может позволить ему привести в дом эту незнакомую женщину.
Ей вдвойне было тяжело играть свою роль перед Кристин и Филипом. Казалось, малейший намек с ее стороны на то, что она чувствует по этому поводу, приведет их к открытому сопротивлению. За последнее время ее часто посещало ощущение, что по отношению к Ивану они настроены чересчур критически. «Все современные дети, — говорила она себе, — открыто критикуют своих родителей, говорят то, что думают, и держатся со старшими на равных». И хотя она полностью мирилась с таким положением вещей, ей было непонятно, как можно Ивана считать современным родителем. Его малейшее желание было всегда для нее законом, и она понимала, что избаловала его.
Сама она готова была отдать все, что было в ее силах, человеку, которого любила, но нельзя было ожидать того же самого от детей. Филипу не была свойственна критика, он обладал легким характером, и ему почти ничего не нужно было от людей, с которыми он общался, кроме дружелюбия и доброжелательности. Кристин была другой. Лидии казалось, что дочь всегда будет требовать от людей, с которыми ее сводила судьба, больше того, что они могут дать. Ее требования были столь высоки, что жизнь неминуемо готовила ей разочарования и неудачи. Возможно, Кристин достигнет больших высот, чем Филип, но еще более вероятно, что ей придется коснуться дна. Девочка была чувствительной и в какой-то степени замкнутой — черты, которые, по мнению Лидии, объяснялись примесью иностранной крови. В данный момент Кристин находилась на распутье, колеблясь не столько между детством и взрослостью, сколько между особенностями характеров своих различных предков. Взрывная импульсивность Ивана боролась в душе дочери с тихой сдержанностью, свойственной Лидии. Что победит? Лидия знала, что только будущее ответит на этот вопрос. Она предполагала, что сама Кристин не сознает истинную природу своих порывов, возможно даже боится каких-то, которые ее привлекают, с подозрением относится к любой простой симпатии, поскольку не в силах объяснить ее. О том, что Кристин думает и чувствует сейчас, Лидия не имела ни малейшего представления. Она только догадывалась, что дочь объединилась с сыном против отца.
Лидия отодвинула кресло от стола. Филип распахнул дверь на веранду, и они покинули столовую.
— Нам очень повезло, — наконец произнесла Лидия, бросив взгляд вдаль, где сквозь деревья в саду просвечивал деревенский пейзаж, залитый солнечным светом.
— Почему? — спросил Филип.
— Я подумала о той девушке, что приедет сегодня, — ответила Лидия. — Попытайтесь представить, что значит быть беженкой, разлученной не только с людьми, которых любишь, но и со всем, что тебе знакомо. — Она повернулась к Кристин: — Разве ты в Америке никогда не скучала по дому? — спросила она.