Недосягаемая | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Конечно понимаю, — воскликнула Лидия, протягивая к нему руки. — Дорогой, я рада за тебя, очень рада. Это огромная честь, и я знаю, что ты почувствуешь, вернувшись, пусть и ненадолго, на свою родину.

— Возможно, я разочаруюсь, — сказал Иван. — Трудно не идеализировать родину, если находишься в ссылке. И все же как часто я мечтал о своем народе! Как часто я мечтал о глубоком снеге на улицах, о солнце, мерцающем на золотых куполах Кремля! Как часто я жаждал магии, которую можно найти только в воздухе России! Но разве англичанину такое понять?

— Ты должен ехать, конечно, ты должен ехать, — сказала Лидия, обращаясь отчасти к себе, словно опровергая собственные аргументы.

— А ты? — спросил Иван. — Я не хочу оставлять тебя одну на три месяца, может быть даже больше. — Он приподнялся с кресла и опустился рядом с ней на колени. — Ты все для меня, все, что имеет значение в этой жизни. Сегодня, когда я думал, что должен покинуть тебя, то понял, возможно впервые, как сильно я люблю тебя, как много ты для меня значишь. И пока я думал о тебе, мне пришла мысль, что несчастье, происшедшее с тобой, неожиданно обернулось благом, потому что благодаря ему я обрел свой дом — ведь мой дом там, где ты. В твоем спокойствии и в уверенности, что ты всегда ждешь меня, я нашел единственно надежную вещь, которую когда-либо знал. Я всю жизнь был человеком без корней, без родины, скитальцем — искателем приключений, если хочешь, — ищущим то, что всегда оставалось для него недосягаемым. Таково было мое суждение, не лишенное горечи, о самом себе, и только теперь я понял, что это больше не так. Когда на прошлой неделе я вернулся домой и обнаружил, что ты уехала в Эйвон-Хаус к сестре, я едва вынес это. Сначала решил, что ревную, затем подумал, что просто волнуюсь, как ты перенесешь дорогу, а теперь я знаю: это случилось потому, что я привык приходить домой к тебе. Знаешь ли ты, моя возлюбленная, что для меня означает целый мир — прийти домой, увидеть тебя в ожидании моего прихода, знать, что ты никогда не переменишься, что ты протянешь ко мне руки и в их кольце я познаю неуловимое чудо настоящей любви? Тебе может показаться эгоистичным, даже жестоким с моей стороны, но сейчас я люблю тебя даже больше, чем мог бы любить, если бы наши жизни не подорвало твое увечье. Теперь ты моя полностью, навеки моя, а я твой — я принадлежу тебе и всегда к тебе вернусь. Дорогая, если я должен отправиться в Россию, то мысль о тебе будет всегда со мной, всегда в моем сердце, мысль о женщине, которую я люблю, которая ждет меня терпеливо и спокойно, — и это единственная и подлинная, неизменная красота в мире суматохи и смятения. Я люблю тебя, Лидия, моя жена. Я люблю тебя!

Иван замолчал и прижался лицом к мягкому плечу нежным привычным жестом. Лидия обняла мужа, глядя поверх его головы вдаль невидящим взглядом. Она поняла все, что он пытался сказать от полноты сердца. В тот момент она уже знала, что ответит Ангусу при встрече. Она также знала, что, какой бы ни была боль самоотречения, эта жертва стоила любви и глубоких чувств, которые угадывались в голосе Ивана.

Его губы стали более настойчивыми.

— Я люблю тебя, — повторил он вновь, целуя ее глаза, волосы, уши, ложбинку на груди и шею.

— Ты любишь меня! — торжествующе воскликнул он, почувствовав, как она трепещет под его поцелуями. — Ты любишь меня… Скажи мне сейчас об этом… скажи мне, что любишь меня, как никого не могла бы полюбить… и телом, и сердцем, и душой. Скажи!

Это был приказ. Требование завоевателя, непобедимого, умного и уверенного в ответе. Но из-за восторга и беспредельной радости, которую он вызвал в ней, Лидия едва сумела заставить себя ответить. Да и какие слова могли выразить ее любовь?

— Скажи это, — яростно потребовал Иван, — скажи! Затем медленно, после легкой, почти неуловимой заминки Лидия прошептала:

— Я… люблю… тебя… дорогой…

Его поцелуй стер эти слова, и она не поняла, что крошечная заминка, секундная пауза раздразнила его, возмутила и обеспокоила. Он так полностью и не завладел ею до сих пор. Она не принадлежала ему без остатка!

Она так и осталась неотразимой, соблазнительной, сводящей с ума своей недосягаемостью!