Вирджиния набрала в легкие воздуха и, взглянув ему прямо в лицо, спросила:
— А чем все это кончится?
Она видела, что его озадачил ее вопрос, но замешательство длилось не более секунды.
— А почему должно что-то кончиться? — спросил он.
— Обязательно, — настаивала она на своем. — Всему есть конец.
— Но только не любви, — твердо заявил он. — Любовь может длиться без конца. Это только начало, Вирджиния. Как будто открываешь первую страницу книги, зная, что впереди еще сотни страниц, одна интересней другой.
— Но все же конец неминуем, — повторила она.
— А не лучше ли не думать о трудностях заранее, пока не столкнешься с ними? — спросил герцог. — Давайте думать о нас двоих, о том, что мы значим друг для друга. Я люблю вас, Вирджиния. Вы верите мне?
Он протянул ей руку, но девушка не приняла ее.
— Я не буду принуждать вас, — мягко сказал он. — Знаю, что поторопился со своим признанием. Знаю, что нужно было дать вам время привыкнуть ко мне. Но вы ударили мне в голову. Вы очаровали меня и вдохнули в меня жизнь, и я не могу не признаться, что люблю вас!
Вирджиния поднялась со скамейки. Очень медленно, освещенная луной, она прошла по мягкой полянке к маленькому фавну. Подойдя к статуе, она остановилась рядом и коснулась рукой маленькой бронзовой головы. Пальцы ощутили холод.
— Это Эрос, бог любви! — тихо пояснил герцог. — Его привез из Греции один из моих предков. Наверное, это Эрос привел вас сюда.
Вирджиния по-прежнему молчала, не поднимая глаз, слегка склонив голову. Спустя секунду герцог произнес:
— Если бы вы знали, как я хочу поцеловать вас! Если бы вы знали, как сводит меня с ума то, что я смотрю на вас и не могу обнять. Но мне не хочется испугать вас. Я хочу, чтобы вы сами пришли ко мне и любили меня так, как я люблю вас. Думайте обо мне, Вирджиния. Обещайте, что будете думать обо мне.
Она слегка улыбнулась.
— Не думаю, что смогу иначе, — ответила она.
— О, моя любимая! Как я счастлив слышать это! Я хочу быть в ваших мыслях с первой секунды, как вы проснетесь и до того момента, когда снова заснете. И знайте, где бы вы ни были, что бы вы ни делали, я буду думать о вас, стремиться к вам, любить вас!
В его голосе было столько неожиданной страсти, что Вирджиния вынуждена была отвернуться.
— Пора возвращаться, — тихо сказала она, — Уже, наверное, очень поздно.
— Вы поедете со мной покататься верхом завтра утром? — спросил герцог.
— А что скажут люди? — засомневалась она.
— К черту всех! Какое это имеет значение? — воскликнул он. — Пусть говорят, если им угодно, мне все равно. Но я не хотел бы причинить вам неудобство.
— Мне тоже все равно, — сказала Вирджиния. — В отличие от вас, я здесь чужая.
— Тогда едем вместе, — решительно заявил он. — Я буду ждать вас в шесть часов, как сегодня.
Они молча вернулись в замок. Но, так или иначе, Вирджиния почувствовала, что молчание очень сблизило их. И сама себя укорила за глупые мысли. Он мог ухаживать и расточать комплименты, но она-то знала, кто он такой на самом деле. Она не ребенок, ее не обмануть красивыми словами. Когда они вместе, возможно, она и попадает под его обаяние, но ей лучше всех известно, что доверять ему нельзя.
Они дошли до окраины сада.
— Войдем через разные двери, — предложил герцог. — Вы, наверное, воспользовались дверью в сад, ведь так?
Вирджиния кивнула.
— Очень хорошо, — сказал герцог. — Теперь ради внешних приличий — уверен, гости уже начали задумываться, куда я мог деться — я войду через другой вход. Спокойной ночи, Вирджиния. Я не сомкну глаз. Буду лежать без сна и считать часы, когда снова увижу вас. До завтрашнего утра еще целая вечность.
— Спокойной ночи! — ответила Вирджиния и собралась было уходить, но он поймал ее руку и удержал.
— Скажите, что не сердитесь на меня, — взмолился он. — Скажите, что я не испугал и не шокировал вас. Скажите, что где-то в глубине сердца у вас пробуждается интерес ко мне.
Она хотела ответить, но он не дал ей сказать ни слова.
— Нет, ничего не говорите, — велел он. — Не отнимайте пока у меня призрачного счастья — веры, что я вам хоть немного нравлюсь и что я вам, по крайней мере, друг. Спокойной ночи, моя дорогая, моя красивая, моя любимая американка!
Он поднес ее руку к губам, и она почувствовала на ладони теплый и страстный поцелуй. Но тут же он шагнул в тень и быстро зашагал прочь, как человек, который опасается, что не сумеет совладать с собой и повернет назад.
Тяжело вздохнув, будто из самой глубины души, Вирджиния пересекла лужайку, стараясь держаться в тени деревьев, и подошла к дому. Она как раз собиралась войти через балконную дверь, когда вдруг в доме засветился огонек, совсем рядом распахнулось окно и чей-то голос произнес:
— Здесь очень жарко. И зачем только ты затащил меня сюда в такой поздний час.
Вирджиния инстинктивно отпрянула и прижалась к стене. Она сразу безошибочно узнала голос. Он принадлежал леди Шелмадайн.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Вирджиния услышала, как заговорил Маркус Рилл. — А прийти в твою комнату было бы просто сумасшествием. Никогда не знаешь, кто может шпионить по коридорам.
— Ну, так что ты хотел? — резко спросила леди Шелмадайн. — Если нас здесь застанут, вряд ли поверят старому, как мир, объяснению, что я спустилась среди ночи за книгой.
— Подожди, я еще зажгу свечей, — произнес Маркус Рилл.
Свет из окна засветился ярче. Вирджиния взглянула через плечо. Отступать было некуда. За ее спиной находилось еще одно окно той же комнаты, и куда бы она ни двинулась, ее обязательно заметят.
— У тебя действительно какие-то неприятности? — обеспокоенно спросила леди Шелмадайн.
— Неприятности! Хуже быть не может! Я получил письмо с вечерней почтой. Не мог сказать тебе раньше. По правде говоря, я не стал читать его, пока не поднялся к себе, чтобы переодеться к обеду. Так и знал, что там будут дурные вести!
— Но что же в письме? — спросила леди Шелмадайн.
— Мне дают только неделю, чтобы найти деньги!
— Всю сумму?
— Целиком! Все проклятые сорок тысяч фунтов!
— Но это невозможно!
— Ну конечно! Абсолютно и совершенно невозможно! И отсрочки они не дают!
— Придется тебе обратиться к Себастьяну, — сказала леди Шелмадайн.
— Ты думаешь, он даст мне сорок тысяч? В прошлый раз он предупредил, что впредь не будет за меня платить, и, конечно, сдержит слово.
— Нет, ему придется заплатить! Не в тюрьму же тебе идти!