— Я помню, — улыбнулась Рокуэйна. — Да и мне, няня, хочется отдалить момент, когда маркиз обвинит меня в обмане и, может, даже назовет мошенницей!
Вдруг Рокуэйна почувствовала жалость к старой женщине, которой одной придется принять на себя весь гнев герцогини.
Но она успокоилась, вспомнив, что няня может уехать в новый дом Кэролайн. Это было замечательно, ибо в противном случае ей пришлось бы всю оставшуюся жизнь выдерживать упреки и обвинения.
В дверь постучали.
— Его милость в холле, миледи, — объявил лакей, — и говорит, что его кони в нетерпении!
Рокуэйна издала тихий смешок.
— И это, конечно, важнее всего! — шепнула она няне.
— Ее милость уже идет, — сказала няня лакею. — Она не хочет расстраиваться из-за долгих прощаний.
Рокуэйна выждала еще некоторое время, чтобы быть вполне уверенной, что нетерпение и раздражение маркиза достигли высшей точки.
Ее расчет оказался верным, и, спускаясь по лестнице, она увидела, что все гости собрались на ступенях террасы.
Маркиз, вне себя от задержки, уже сидел в фаэтоне, а грумы придерживали под уздцы нетерпеливо бьющих копытом коней.
Рокуэйна подошла к дяде.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку, прикрытую вуалью шляпки, а она, держа платок у глаз, повернулась к тетке.
— Прощай, моя дорогая, — сказала герцогиня, — и прекрати плач! Это вовсе ни к чему!
Само собой разумеется, что Рокуэйна ничего не ответила, а под градом розовых лепестков и рисовых зерен поспешила к фаэтону.
Под приветственные крики гостей, собравшихся на ступенях, грумы отпустили коней, и они резво понеслись по дорожке.
Фаэтон пересек мостик у озера и помчался по аллее с такой скоростью, что пыль облаком вздымалась из-под колес.
Рокуэйна устроилась поудобнее, думая, что им повезло с погодой и не нужно ехать в закрытом экипаже.
Только когда за ними закрылись огромные узорчатые ворота и фаэтон выехал на пыльный тракт, девушка вздохнула с облегчением: их план удался!
Казалось невероятным, что ни на минуту ни один человек не заподозрил, что она не Кэролайн!
Пройдет еще некоторое время, прежде чем маркиз узнает правду и в замке раскроется обман. Но даже обнаружив, что Кэролайн сбежала с Патриком, ее родители не будут иметь ни малейшего представления, где их искать.
Рокуэйну охватила радость от ощущения победы, ей казалось, что она заново родилась и что все вокруг свежо и зелено.
Ярко светило солнце, и Рокуэйне хотелось думать, что это счастливое предзнаменование не только для Кэролайн, но и для нее самой.
Однако она сознавала и то, что впереди ее ждет не менее трудный и даже опасный этап.
Они успели проехать немалый путь, прежде чем маркиз сказал:
— Пожалуй, мне следует попросить у вас прощения за такую спешку. Все было бы гораздо спокойнее, если бы ваша мать согласилась с моим предложением провести церемонию днем раньше.
— Я вполне удовлетворена тем, как это прошло сегодня, — тихо ответила Рокуэйна, надеясь, что маркиз не заметит, что ее голос отличается от голоса кузины.
— Я почему-то в этом сомневаюсь, — сухо сказал маркиз. — Все женщины мечтают о том, чтобы на венчании присутствовали все подруги и чтобы непременно состоялся бал.
— Может быть, — ответила девушка, — но мне бы не хотелось огорчать своих подруг.
— Огорчать? — удивился маркиз.
— Я хотела сказать, что многие сгорали бы от зависти, узнав, что их подруга выходит замуж за такого человека, как вы.
Она говорила с ним так, как разговаривала с отцом, когда они старались перещеголять друг друга в шуточной словесной дуэли.
С минуту маркиз молчал. Затем сказал:
— Я никогда не думал об этом с точки зрения женщины. Что касается меня, то я не люблю часами пожимать руки и выслушивать массу пустых, бессодержательных речей, не говоря о необходимости и самому произносить такую же нудную речь.
Рокуэйна рассмеялась.
— Я уверена: такой эпитет не подходит к речам вашей милости.
В ее словах прозвучал некоторый сарказм, и она заметила, что маркиз повернулся к ней и с минуту внимательно смотрел.
К счастью, шляпка с вуалью не давала ему возможности видеть ее лицо, и Рокуэйна сказала себе, что должна проявлять больше осторожности.
Но какой-то дьяволенок, сидевший в ней, нашептывал, что поскольку рано или поздно все равно разразится скандал, то терять нечего.
Живя в замке, она была лишена возможности вести серьезные беседы с кем-либо, поэтому тосковала о времени, когда могла беседовать с матерью на разные важные темы.
Но больше всего она тосковала о том времени, когда они смеялись вместе с отцом и вели веселые словесные перепалки.
Зная, что отец не любит глупых женщин и всегда говорит, как они ему осточертели, Рокуэйна старалась говорить на темы, которые были ему интересны.
Что касается маркиза, то чутье подсказывало ей, что следует проявлять инициативу, поэтому она сказала:
— Поскольку ни вам, ни мне больше уже не придется венчаться, мы, а вернее вы, могли бы воспользоваться нашим браком…
Она заметила, что маркиз вновь удивлен.
— Что вы хотите сказать?
— В Лондоне я слыхала, что у вас не было ни малейшего желания связывать себя брачными узами и что вас называют «Неуловимым маркизом»!
Он помолчал, затем рассмеялся.
— Об этом мне никто не говорил. «Неудивительно», — подумала девушка, так как это был ее собственный экспромт.
— Ну и как вам кажется, верна ли такая оценка? Он снова взглянул на нее и ответил:
— Это вовсе не похоже на меня! Когда я просил вашей руки, то, конечно, был заинтересован в этом.
— Я очень польщена, но, полагаю, это не была та «любовь с первого взгляда», которую воспевают поэты? — Помолчав, она добавила: — По-моему, Марлоу писал: «Разве кто-нибудь любил, если это не была любовь с первого взгляда?»
Маркиз, казалось, сосредоточил внимание на лошадях, и через минуту она продолжила:
— Впервые мы встретились в Альмаке, и когда мы танцевали, мне казалось, вы сердились, что теряете время с дебютанткой.
Она помнила об этом из рассказа Кэролайн и решила, что если ставит этим маркиза в затруднительное положение, то он определенно заслужил это.
Чем более она размышляла, тем больше приходила к выводу, что их нынешнее венчание было со стороны маркиза оскорбительным.
Если бы на ее месте была Кэролайн, то она была бы лишена возможности перекинуться парой слов с друзьями и по-человечески попрощаться с родителями.