— Мы едем… в Лондон, мама?
— Не глупи, Кэролайн, — резко сказала мать. — Нельзя же сидя в замке купить наряды!
Она обернулась к Рокуэйне и сказала:
— А тебе, Рокуэйна, надо подготовить вещи Кэролайн для поездки. Уже поздно будить няню, но утром она с горничными соберет все, что ты забудешь положить.
— Да, тетя Софи.
— Но постарайся поменьше забывать! — все более резко говорила герцогиня. — Твое бесконечное чтение ведет к рассеянности.
Она пренебрежительно взглянула на «Айвенго» и, направляясь к выходу, сказала:
— Мы с отцом просто счастливы, Кэролайн, что ты станешь женой маркиза. Позднее я расскажу тебе, как следует вести себя на дворцовых церемониях.
Весьма довольная, герцогиня вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.
Девушки молчали, и лишь когда на лестнице затихли тяжелые шаги герцогини, Кэролайн воскликнула:
— Если я еду в Лондон с мамой, то как же я убегу с Патриком?
В ее голосе было столько отчаяния, что Рокуэйна попыталась ее успокоить:
— Тебе придется приехать на венчание, но я уверена, что Патрик к тому времени придумает какой-нибудь способ вовремя увезти тебя.
— А если мама задержит меня там до самой последней минуты? Ты же знаешь, какой она становится, когда речь идет о нарядах!
— Все равно тебе в конце концов придется вернуться, — настаивала кузина.
— Но Патрик хотел, чтобы мы уехали раньше…
— Я повидаюсь с ним, — обещала Рокуэйна, — и хотя это будет нелегко, пришлю тебе письмо. Я постараюсь написать так, чтобы только тебе было понятно, о чем там написано. Что-то вроде шифра.
— А если я не пойму, а мама прочтет его?
— Ну, я что-нибудь придумаю. Может быть, там будет фигурировать кличка какой-нибудь лошади, но ты будешь знать, что я имею в виду Патрика.
— Но я не могу ехать в Лондон! — сокрушалась Кэролайн. — Может, мне сказаться больной, чтобы мама не взяла меня с собой?
— Тебе нужно ехать. Иного выхода нет. Но ты обязательно должна написать мне о дне вашего возвращения, чтобы Патрик смог все тщательно продумать.
Рокуэйна села рядом с кузиной и нежно обняла ее.
— Тебе нужно быть смелее. Придется пройти через это испытание, чтобы раз и навсегда отделаться от маркиза.
— А если мне все же не удастся убежать до венчания с маркизом?
— Убежишь, — твердо заверила ее Рокуэйна. — Я чувствую это нутром, как говорит няня.
Затем, видя, что не убедила подругу, она добавила:
— Поверь, я действительно чувствую это, ведь папа считал, что этот дар я унаследовала от мамы.
— Ты хочешь сказать: дар ясновидения? — всхлипнула Кэролайн.
— Да, вроде того, но скорее всего это инстинкт, подсказывающий мне, что, несмотря на трудности, все закончится хорошо.
При этом Рокуэйна подумала о том, что она, бывало, предчувствовала и беду.
Так было в то лето, когда однажды они гуляли с мамой по лугу и маму укусила змея. И хотя врачи говорили, что укус не смертельный, Рокуэйна знала, что мама умрет.
И тем страшным холодным днем, когда отец уехал на охоту с намерением скоро вернуться, то же чувство подсказало ей, что она его больше не увидит.
Тогда Рокуэйна пошла на конюшню и сказала отцу:
— Погода ужасная, не езди на охоту, папа. Пожалуйста, останься дома!
— Какая бы погода ни была, мне необходимо размяться. Кроме того, родная, я обещал повидаться с друзьями. Если я припозднюсь, знай, что я заехал к ним выпить.
Он поцеловал ее и вскочил в седло, а затем посмотрел на дочь и добавил:
— Мне бы очень хотелось взять тебя с собой, но лучше в другой раз. Да хранит тебя Господь!
Эти же слова мысленно произнесла и она, глядя вслед отцу и чувствуя, что таким — веселым, с шутливо сдвинутой набок шляпой — он уходит из ее жизни, и никакого «другого раза» уже не будет.
И теперь, глядя на Кэролайн, она сказала твердо:
— Обещаю тебе, дорогая, что какие бы трудности ни ожидали тебя, какие бы препятствия ни стояли на твоем пути, все закончится хорошо и ты выйдешь за Патрика.
— Ты уверена в этом? Абсолютно уверена? Ты действительно видишь это?
— Мой дар никогда не подводил меня, — улыбнулась кузина. — Тебе никогда не бывать маркизой Куорн, ты будешь женой Патрика Фэрли.
Кэролайн обняла ее и поцеловала в щеку.
— Именно этого я хочу больше всего на свете, и я верю тебе, Рокуэйна… правда… верю тебе!
Сразу же после завтрака Рокуэйна проводила Кэролайн, герцогиню и няню и поспешила наверх, чтобы переодеться в платье для верховой езды.
При этом девушка понимала, что нарушает указания герцогини, данные перед отъездом.
Герцогиня зашла в комнату Рокуэйны и, указав на платья, грудой лежавшие на стуле, сказала:
— Пока меня не будет, ты отремонтируешь всю эту одежду, и если к моему возвращению работа не будет окончена, ты меня рассердишь.
Даже если бы герцогиня захотела скрыть свою неприязнь к племяннице, ей это вряд ли бы удалось: голос и глаза выдавали ее чувства.
Рокуэйна промолчала, и герцогиня продолжила:
— Я обдумывала, чем ты будешь заниматься, когда Кэролайн выйдет замуж, и решила, что тебе следует заняться вышиванием.
Рокуэйна окаменела, а герцогиня добавила:
— Хватит понапрасну тратить время на верховую езду и чтение книг. Ты будешь работать, а не бездельничать.
Она сделала паузу и, оглядев девушку, добавила:
— В конце концов ты должна хоть каким-то образом возместить убытки, понесенные герцогом от погашения долгов твоего отца, и своим трудом пусть немного, но искупить вину родичей твоей матери за те раны и увечья, которые получили наши солдаты.
Рокуэйна крепко сцепила руки, чтобы удержаться от возражений, уже готовых сорваться с языка. Дело в том, что ни один родственник ее матери не служил в наполеоновской армии.
Мама всегда говорила, что дедушка Рокуэйны осуждал войну и презирал выскочек из новой аристократии, сформированной победоносным корсиканцем на месте ancien regime [2] , к которому принадлежали все родовитые аристократические семьи Франции.
Но Рокуэйна знала, что бесполезно говорить об этом герцогине, которая никогда не испытывала к ее родителям ничего, кроме ненависти.
Поэтому она продолжала молчать, а герцогиня, еще больше разозлившаяся за то, что девушка никак не реагирует на ее слова, сердито предупредила: