— И почему мы должны терпеть в Обители всех этих иностранцев? — пробормотал полковник себе под нос.
Хариза не ответила.
Она понимала, отец, так же как она сама, думает сейчас о Винсенте.
По дороге к конюшне она вспоминала, какой он был блестящий наездник.
Как он был любезен и предупредителен, когда они катались вместе.
Он не позволял ей брать препятствия, слишком высокие для ее лошади.
Он всегда ждал ее, если его скакун вырывался вперед.
Нет никакого сомнения в том, что отец прав и Жерве с графом всего лишь парковые наездники.
Это означает, что три четверки вышколенных лошадей, в том числе чистокровные арабские скакуны, будут понапрасну чахнуть в стойлах.
Она снова подумала, не предложить ли отцу купить их у Жерве.
Обидно, конечно, ведь именно благодаря отцу прежний маркиз стал владельцем этих лошадок, но Хариза не могла даже и в мыслях допустить, что их распродадут разным хозяевам.
А вдруг их новые владельцы окажутся не способными оценить все их великолепие, а то еще вздумают обращаться с ними жестоко?
Разумеется, отец никогда не продаст лошадь человеку, которого не знает.
Он непременно удостоверится, что новый хозяин так же внимателен к животным, как он сам.
И вновь, как будто он опять был рядом с ней, Хариза почувствовала: настоятель говорит — ей, что она не должна ничего предпринимать.
Но почему он так говорит?
Они с отцом весело провели утро, осматривая конюшни и беседуя с главным конюхом.
Переходили из стойла в стойло, детальна разбирали достоинства каждой лошади, как это бывало в прежние времена.
Примерно через полтора часа к ним присоединились граф и Жерве.
Оба выглядели чересчур помпезно для поездки по глухим местам, где их, вероятнее всего, никто не увидит.
Для прогулки были выведены лучшие лошади.
Когда каждый определился в своем выборе, кавалькада вытянулась вдоль дороги, ведущей прочь из Обители.
Хариза была вынуждена признать, что Жерве очень хорошо смотрится в седле, так же как его друг.
Но они оба отказались перескочить через живую изгородь, образующую границу луга.
Полковник и Хариза, напротив, легко взяли препятствие, и незадачливые наездники начали оправдываться.
Жерве якобы хотел узнать лошадь получше, прежде чем решиться на довольно рискованный трюк.
Граф сказал, дескать, он не в настроении, хотя трудно было не заметить, что он полон энергии.
Наконец, осмотрев ферму, которую Жерве еще не видел, они поехали домой.
На обратном пути Хариза думала о том, что не ошиблась: маркиз ездил верхом только потому, что этого требовало его положение.
Конечно, будь ему перед кем покрасоваться, он получил бы истинное наслаждение, но, поскольку публики не оказалось, он гораздо больше интереса проявил к ферме, чем к своей лошади.
Он хотел знать, какую прибыль приносит ферма, сколько земли отведено под какие культуры и высок ли урожай.
Полковник ответил на все его вопросы.
Однако Хариза чувствовала, что отец не в восторге от расспросов Жерве.
Когда они вернулись в Обитель, мадам Дюба была уже в гостиной.
Она казалась еще более шикарной и изящной, чем вчера.
Но все же ее накрашенные губы и ресницы в Обители казались абсурдом.
Она нежно поцеловала Жерве и графа, затем поздоровалась с мистером Темплтоном.
— Мне лень было встать, и я не видела, как вы уехали, мой дорогой полковник, — со свойственной ей фривольностью промолвила она, — но уж в следующий раз я обязательно встану пораньше, чтобы не пропустить такое зрелище. Говорят, вы великолепно смотритесь верхом!
Она снова флиртовала.
Прежде чем полковник успел ответить, она обратила свой взор на Жерве.
— У меня для вас новость, маркиз. Наши друзья прибывают завтра. Надеюсь, вас обрадовало мое известие.
— Все? — спросил Жерве.
— Все до одного! — подтвердила мадам Дюба.
По тому, с каким выражением француженка произнесла последние слова, Хариза поняла, что для Жерве они имеют особое значение.
Еще она заметила, как его темные глаза загорелись вдруг диковинным огнем.
— Я буду им очень, очень рад, — сказал он.
Мадам Дюба улыбнулась.
— Я не сомневалась в этом.
Они перешли в салон, расположенный рядом с гостиной.
Там в ведерке со льдом уже стояла бутылка шампанского.
Хариза не удивилась.
Но все же ей казалось странным, что кто-то в столь ранний час способен напиваться, да еще в деревне.
Полковник взял бокал, словно боялся выглядеть неучтивым и обидеть гостей отказом, но, пригубив, сразу же тихонько поставил его на край стола.
Мадам Дюба снова обратила к нему свой кокетливый щебет.
Хариза почувствовала, что ее чудовищно бесят эти странные люди, и пошла к себе переодеться.
Она надеялась, днем они отправятся на прогулку, но Жерве заявил, что слишком жарко.
Тогда, покинув компанию, девушка решила осмотреть картинную галерею.
Она боялась увидеть взамен некоторых картин проплешины, но, к ее великому облегчению, все было на своих местах.
Что ж, видимо, даже этот безалаберный Жерве не осмелится продать такие сокровища?
Кстати, у отца есть копия перечня всех ценностей Обители.
Почему ей никогда не приходило в голову с ним ознакомиться?
Наверное, в этом не было такой необходимости: просто все собранные картины и вся обстановка казались ей единым целым с усадьбой и домом, и она не могла себе представить, чтобы какой-нибудь предмет перенесли вдруг в иное место, тем более — продали.
Она разглядывала прекрасный портрет второго маркиза работы Ван Дейка, как вдруг услышала чьи-то шаги.
Она оглянулась в надежде увидеть отца, но к ней приближался Жерве.
Когда он остановился рядом, она, не глядя на него, сказала:
— Я восхищена портретом Ван Дейка.
На нем изображен второй маркиз. Это он привез из Версаля в Обитель мебель Людовика Четырнадцатого.
— А я-то удивлялся, почему столько вещей показались мне знакомыми! — воскликнул Жерве.
Хариза посмотрела на него с изумлением.
— Но вы, разумеется, читали историю Моудов? — осведомилась она. — Есть разные издания, лучшее вышло пятнадцать лет назад.