Как и предвидел лорд Брэйдон, обед у барона оказался невообразимо скучным.
Гости в основном принадлежали к среднему поколению; своей напыщенностью они стремились создать у него впечатление превосходства всего германского над английским.
Он, однако, сознательно выбрал обед с бароном фон Крозингеном, потому что барон был тесно связан с оборонными планами страны.
А если эти планы заключали в себе нечто секретное или неожиданное, то барон непременно должен знать об этом.
В то же время, не обладая острым умом, барон был ужасно честолюбив и старался внушить всем остальным мысль о своей значительности.
В продолжение обеда он говорил о европейской политике.
Он излагал свои мнения в такой агрессивной манере, что лорд Брэйдон с трудом сдерживался, чтобы не возражать ему.
Понимая, что это было бы ошибкой, он вместо политического спора пытался развлечь хозяйку и ее гостей.
У него была личная причина сохранять приятное расположение духа в течение этой затянувшейся трапезы с весьма тяжелой и пережаренной пищей.
Его окрыляло предвкушение завтрашнего обеда с принцессой, которая сразу ответила на посланную им записку.
Она выражала радость по случаю его приезда в Берлин, писала, с каким нетерпением ожидает встречи с ним.
Добавила также, что, к сожалению, на обеде будет кое-кто из ее друзей.
Но поскольку они пожилые и любят рано отходить ко сну, она уверена, что сможет побеседовать с ним тет-а-тет после их отъезда.
С легкой улыбкой лорд Брэйдон представлял себе, что повлечет за собой эта беседа.
Лишь эта встреча сможет скрасить его скучное пребывание в Берлине, в то время как он с такой радостью устремился бы в Лондон.
Обед все тянулся.
Гости поглощали, как казалось ему, неимоверное количество оленины, квашеной капусты и яблочного пирога.
Лорд Брэйдон не любил эти блюда и старался по возможности избегать их.
Он очень заботился о своем атлетическом телосложении, а значит, о необходимости питаться разумно и ограниченно.
С этой же целью он регулярно занимался боксом и фехтованием.
Приезжая в свой загородный особняк, он проводил много времени в седле, благодаря чему избавлялся от последних унций излишнего жира.
Многие женщины говорили ему, что, обнаженный, он похож на греческого бога.
Он и сам хотел быть убежден в этом.
Поэтому он клал понемногу от каждого блюда в свою тарелку, ухитряясь, таким образом, съедать не более ложки всего, что подавалось за обедом.
Вино было несколько лучше, чем еда, однако его нельзя было сравнить с вином из его собственного погреба или с тем, что предлагалось гостям в Малборо-Хаус.
Наконец, когда дамы покинули столовую, он вознамерился было ускользнуть.
Однако барон, пригласив его сесть рядом, тихо сказал:
— Я приберег для вас угощение, послеобеденный сюрприз, мой дорогой друг!
— Угощение? — Лорд Брэйдон поднял брови.
Барон одарил его многозначительным взглядом, заставившим его насторожиться.
А вскоре опасения его еще более усилились.
Поторапливая других гостей, барон игриво подтолкнул лорда Брэйдона локтем в бок.
— Теперь мы можем развлечься!
Лорд Брэйдон тотчас же решил сказать, что у него назначена еще одна встреча, но затем передумал, так как это было бы очевидной ошибкой.
Если он хочет выведать что-либо у барона, то единственный способ сделать это — сопровождать его везде.
Он надеялся на то, что барон, выпивший порядочно за обедом, может оказаться несдержанным на язык.
Лорд Брэйдон пожелал доброй ночи баронессе, которая, казалось, нисколько не была удивлена, что ее супруг отправляется куда-то без нее.
Затем они спустились к большому, довольно помпезному экипажу барона, ожидавшему их у подъезда.
Садясь в него, лорд Брэйдон бросил взгляд вдоль дороги: в это Бремя Уоткинс должен уже быть здесь на случай, если понадобится с экипажем.
Увидев его, садящегося в экипаж барона, Уоткинс последует за ним.
Он уже знал по прошлому опыту, что, если поехать в экипаже хозяина на какую-нибудь разгульную пирушку, покинуть ее потом будет трудно.
Он усвоил, как важно иногда бывает иметь свой транспорт.
А Уоткинс, понимавший несколько европейских языков, мог быть очень полезен, так как получал информацию от слуг в любом доме, куда они бывали приглашены.
Лорд Брэйдон сел рядом с бароном.
Лакей укрыл их колени легким пледом, и, когда он закрыл дверцы экипажа, барон произнес гортанным голосом:
— А теперь, мой дорогой Брэйдон, я смогу отплатить за гостеприимство, оказанное вами, когда мы были в последний раз в Англии.
Лорд Брэйдон помнил, что пригласил тогда барона и баронессу на большой прием, который он давал в своем особняке на Парк-Лэйн.
Он включил их тогда в число гостей просто потому, что они остановились в Лондоне в германском посольстве.
Невозможно было, пригласив посла, не пригласить и их.
— Вы очень добры, — продолжал барон, — я был в восторге от благоприятной возможности встретиться с принцем Уэльским.
— Я уверен, что его королевское высочество был рад встретиться с вами, — дипломатично заявил лорд Брэйдон.
— Очень жаль, очень, очень жаль, — сказал барон, — что он и наш император так часто бывают не в ладах друг с другом, и причиной этого обычно бывают их яхты!
Он засмеялся, словно от удачной шутки, и снова ткнул локтем в ребра лорда Брэйдона.
— А теперь я покажу вам такие прелестные яхточки, что мы-то с вами не будем спорить о их достоинствах, и вы будете моим гостем.
Лорд Брэйдон сначала не мог понять, что тот имеет в виду.
Но потом он заметил, что они свернули с престижного бульвара, на котором находился дом барона.
Их экипаж въехал в квартал, известный своей скандальной славой, и он понял все.
Барон «угощал» его сюрпризом, который многозначительно называли «Дом наслаждений».
Вследствие утонченности своего воспитания и привычек лорд Брэйдон в отличие от своих сверстников и друзей взял себе за правило не иметь любовниц, которым платят деньгами.
Почти все члены его клуба оказывали покровительство одному из хорошо известных «Домов» недалеко от Сент-Джеймсского дворца на Сент-Джеймс-стрит.
Другие же владели маленькими, не бросающимися в глаза виллами на Сент-Джонс Вуд , в которых под их патронажем и покровительством обитала либо актриса, либо танцовщица балета.