Таргитай и Олег сидели близ входа. Отвыкли от гнили, ловили свежий воздух Лиска из осторожности держалась рядом с Олегом. Оружия у них не отобрали, но снаружи слышались голоса. Мрак уловил сухой стук каменных секир, щелканье тугих струн. Десяток лучших стрелков уже изготовились. Хоть наконечники и каменные, но здесь умеют бить лосей на скаку, уток влет, а зайцев в прыжке.
— Боромир, — начал Олег, осторожно подбирая слова, — мы вышли в странный, удивительный мир. Наша деревня не единственная на белом свете. Мы шли через Лес, думали, что вот-вот сгинем, но внезапно Лес кончился!.. Это было страшно, ибо впереди была только — ты не поверишь! — ровная голая земля. Ни деревьев, ни даже кустов. Одна голая мертвая земля, если не считать травы — коню по брюхо. Конь — это такой безрогий лось, на нем ездят и возят мешки. Мы встретили другие деревни, другие народы. В мире много удивительного, ты взгляни на оружие, что у нас, увидишь разницу…
Громобой взял секиру Мрака, тот выпустил с великой неохотой, тут же отступил и положил ладонь на рукоять кимерийского акинака. Олег, следя краем глаза за Громобоем, продолжил так же убеждающе:
— Узнали мы многое, но среди тех тайн были нужные и ненужные…
— Разве ненужные бывают? — не поверил Боромир.
— В одном племени мы видели, как совокупляются с животными, — ответил Олег, не глядя на Лиску.
— Ты прав, — кивнул Боромир, — продолжай.
— Но узнали также, что есть еще одно Яйцо. Новое! Из первого образовался весь белый свет, появились боги, люди, звезды, мухи, рыбы. Но если разбить второе Яйцо, то возникнет новый мир! А старый исчезнет.
Громобой подпрыгнул.
— Враки! Яйцо было одно-единственное. Зачем еще?
Олег покачал головой.
— А ежели мы, люди, обгадимся, не выполним предначертания? Значит, мир создавался зазря. Тогда надо разбить второе. Но надо не раньше, чем исчерпаны все силы. Не раньше, чем когда потеряемся вовсе…
— Выход есть всегда, — буркнул Громобой. — Даже в самом-самом… Всегда два выхода, не меньше. К примеру: то ли помру, то ли нет. Ну допустим, помру. Попаду к Ящеру или в вирый? Возьмем, к Ящеру. Встречу его там аль нет. Берем, что встречу. Съест меня или нет? Берем, съест…
Он запнулся. Боромир закончил с ехидцей:
— Из этого положения есть только один выход. А что вас, приблудные зайды, тревожит? Хотите разбить Яйцо?
Мрак зло вскинулся. Олег успокаивающе вскинул ладонь.
— Нам по душе этот мир. Но беда в том, что маги указали на вас. Мол, именно здесь боги спрятали Яйцо. Здесь будто бы самое дикое место на всем белом свете. Живым не дойти, не долететь. Да и защищают неведомые люди-богатыри…
Мрак громко хмыкнул, а Лиска хихикнула. Громобой сдвинул мохнатые брови, засопел.
— Ну-ну, — подбодрил Боромир. — После войны появляется много героев. Чем больше уходит времени, тем герои бесстрашнее, а палица тяжелее… Кусты становятся столетними дубами, а зайцы — трехглавыми Змеями… Это хорошо, чужаки убоятся.
— Степь теснит наш Лес со всех сторон, — пояснил Олег с болью. — Мы летели под облаками, видели старые вырубки… Лес уничтожают! Другие народы почему-то боятся темного леса. Леса истребляют все племена и народы. Одни — дабы распахать землю под пашни или огороды, другие — пасти несметные стада скота на просторах… Но Лес уменьшается, мощь его слабеет. Исчезают могучие защитники — лешии, чугайстыри, кикиморы, мавки, дивы. Болота пересыхают, если вырубают лес, а с ними исчезают страшные упыри… сейчас их уже не считаю врагами. Эти мерзкие твари все же охраняют Лес, как наши псы — Поляну.
— Но мы остаемся, — ответил Боромир угрюмо.
Олег с мукой смотрел в каменное лицо старого волхва.
— Надолго ли?.. Скоро сюда доберутся первые чужаки. Вы их, конечно же, порубите и закопаете, как всегда делали с приблудами и зайдами. Придут другие, их будет больше. Наконец кто-то ускользнет, вернется с сотнями разъяренных сородичей. Вам не устоять, ибо вас здесь не больше трех десятков, а в племенах, что окружают Лес, народу десятки тысяч!
Громобой скептически хмыкнул. Он все еще вертел секиру Мрака, осматривал так и эдак, наконец пренебрежительно вернул оборотню. Таргитай смотрел в окно, пальцы беспокойно щупали дудочку. Здесь еще не слыхали его новых песен, а девки не зрели его, вчерашнего изгоя, в новеньких красных сапогах. Лиска большими обеспокоенными глазами следила за Олегом.
— Зачем тебе Яйцо? — поинтересовался Боромир.
— Чтобы защитить! — ответил Олег горячо. — Ты сам видишь, мы не только уцелели. Я стал волхвом, я двигаю горами, могу обращаться в летающую… летающего… Словом, мне нравится жить в этом мире, как нравится и Мраку, и Таргитаю.
Боромир долго молчал, покряхтывал, жевал губами. Два раза взглянул на Громобоя, тот пожал плечами, снял ремень и начал чинить пряжку.
— Яйцо в самом деле здесь, — ответил наконец Боромир. Он говорил медленно, останавливался, рылся в памяти. — Давненько было. Сперва, помню, добыл яйцо поменьше, еще когда Змей упер одну девку, которую я хотел для себя… Я сходил, отыскал, прибил, смерть Змея пряталась в яйце… Потом еще, помню, пришлось по такому же случаю разыскать Кощея… Тоже, скотина, прятался за горами, за лесами. Но отыскал, хоть истоптал сорок сапог с крепкими подошвами. Отыскал яйцо, как ни прятали, разбил, тут Кощей и копыта отбросил…
— Давно это было? — спросил Олег, не веря своим ушам.
Боромир рассеянно отмахнулся:
— Давно. Твоего деда еще на свете не было.
— А потом?
— Потом стали жить-поживать, добро наживать, — ответил Боромир. Он зевнул, мотнул головой. — Все забыл, ты напомнил… Вон и Громобой ходил на Змея…
— Не на Змея, — поправил Громобой. — Со Змеями я никогда не сварился. Я вообще люблю жаб, ящерок и Змеев. Они такие голенькие, без шерсти, чистенькие… Это я с дивами завсегда схлестывался. Они меня тоже не любили, издалеча приходили, только бы подраться. А еще с лесными великанами, помню… Когда-то целыми стадами перли через Лес, чуть Поляну не затоптали…
Олег подпрыгнул.
— Да когда же это было?
Громобой наморщил лоб совсем как Боромир.
— Рази упомнишь?.. Давно. Боромир тогда еще не был волхвом. Аль уже был?.. Не помню. Когда я воротился от великанов, помню, дубок тогда на околице рос. Я на него палицу железную повесил, а ты заорал, что поломаю молодое деревцо.
Олег смотрел непонимающе:
— Железную?.. Откуда о нем слышали, ежели кроме деревьев ничего не зрели? Вам и камень в диковину!