Савиджак, пошатываясь, уходил к дверному проему. Воины растерянно смотрели то на него, то на троих лесных варваров. Савиджак сказал через плечо тем же мертвым голосом:
— Душа моя уже убита… Теперь мне все равно, кто из нас жив.
Он исчез, слышались его тяжелые неверные шаги, словно огромный воин при каждом шаге хватался за стену. Воины, растерянно оглядываясь на врагов, один за другим выходили за вождем. Мечи в их руках вздрагивали.
Мрак непривычно мягко усадил Олега на перевернутый сундук.
— Живи, волхв. Горько, но мы ведь люди, не боги.
— Зачем так жить?
— Живи, — повторил Мрак. — Мы — люди. Потому и живи.
Гольш с трудом разминал опухшие руки. Рубцы из синюшных стали темно-багровыми, старый маг морщился от боли, закусывал губы. Таргитай с облегчением поднял с пола Яйцо и с готовностью положил Гольшу на колени. Старик ухватил Яйцо обеими руками, замер. Таргитай поднял оброненный Олегом Жезл, подал Гольшу, тот лишь беспомощно повел глазом. Таргитай прислонил Жезл к креслу, отступил и даже руки отряхнул.
Кровь уже засохла на лбу Гольша, коричневая корочка осыпалась комочками. Лицо быстро обретало прежний вид, кровоподтеки исчезли. Он судорожно вздохнул, проговорил еще слабым, но крепнущим голосом:
— Я надеялся… но не верил. Вы прошли такой путь! Вы хоть понимаете, что сумели сотворить? Никто из героев древности…
Мрак сразу набычился, спросил подозрительно:
— Не верил? Значит, послал нас на смерть?
Гольш бережно погладил Яйцо, поднял измученные глаза с лопнувшими красными жилками в белках.
— А что оставалось? Мы и так уже погибали… К тому же тоже кое-чему у вас научился. Это странное «авось»!.. Я видел, что все расчеты против вас. Но они и раньше были против, а вы все равно побеждали.
Таргитай не слушал, обнимал и гладил Олега, тот уронил голову, мертвый ко всему. Мрак сказал нетерпеливо:
— Но теперь-то Зло истреблено?
Улыбка Гольша была печальной:
— Вы все еще дети… Ну, убили сильнейшего из магов. Но кто-то же остается все равно сильнейшим? Будете убивать одного за другим? Так перебьете всех умнейших людей на свете. Останутся только полудикие варвары.
— Но Жезл и Камень у тебя, — сказал Мрак упрямо. — Действуй! Если боишься, давай я. Я враз все Зло к ногтю! Только скажи, какие слова пошептать.
— Вот и ты стал, как Мардух… Опять прав тот, у кого больше силы. Конечно, ты будешь творить только добро, а зло — так, мимоходом. Лес рубят — щепки летят. Да и что обращать внимание на людишек, когда заботишься для всего белого света?
В разгромленной комнате повисло тяжелое молчание. Гольш поглаживал Яйцо, в глазах появился лихорадочный блеск. Старческие губы поджались, он постепенно выпрямлялся, силы прибывали на глазах.
— Но что делать? — спросил Мрак горько.
— Вам?.. Ничего. Уже все сделано. Вот Жезл Мощи, вот Пракамень, а вот Яйцо, с помощью которого могу заставить трепетать даже богов. Мардух верно сказал, что побеждает не сила мышц, а мощь разума. Он был в этом самым могучим, но я, как уже говорил, рискнул поставить на вашенское «авось»… Да, я дал им схватить меня, хотя мог бы продержаться еще пару дней. Я чуял ваше приближение! Вы ломились через пространство, как стадо свиней к водопою. Вас слышали даже глухие.
— Быстрая смерть тебе не грозила?
Гольш провел ладонью по лицу. Комочки крови исчезли вовсе, засохший красный гребень опал, седые волосы ухоженно упали на плечи. Синева ушла с распухших рук, Гольш выглядел здоровым и полным сил, как прежде.
— Это я все рассчитал, а не Мардух.
Мрак пораженно протянул:
— Вот как… Теперь я с тобой в кости играть не сяду!
— Не сядешь, — согласился Гольш. — Верно говорят: настоящая мощь приходит из Леса, в городах лишь обретает блеск и опыт. Вы настолько могучи, что… Олег, останови своего звероватого друга, он подошел чересчур близко.
Олег поднял голову, бросил хриплым безжизненным голосом:
— Мрак, не глупи. Он тебя убьет.
Мрак сделал крохотный шажок назад. Таргитай переводил непонимающий взгляд с одного на другого. Олег опустил глаза. Таргитай негодующе вскрикнул:
— Ты… обманщик? Твое дружелюбие ненастоящее?
Гольш смотрел насмешливо, покачивал головой.
— Все на свете ненастоящее, варвар. Даже друзья. Только враги — настоящие, всегда. Друг может предать, а враг… Агимас никогда не обманет. Жаждал убить и таким останется.
Таргитай ухватился за грудь, его согнуло от резкой боли. Гольш взглянул, словно кольнул двумя ножами.
— Предательство раскалывает сердце певца? Слышал, не верил. Лесные люди, я вынужден лишить вас жизней… Маги не знают ни жалости, ни благодарности, ни злобы. Они — разум.
Мрак стоял потемневший, плечи обвисли, будто держали гору. Олег спросил безнадежно:
— Но у тебя — Жезл Мощи, у тебя — Пракамень, у тебя даже Яйцо!.. Почему не дать нам уйти?
Гольш покачал головой:
— Вы с вашим «авось» чересчур опасны и непредсказуемы. Не могу дать вам даже одного шанса на миллион лет… хотя столько не проживете. А вот я, имея Жезл и Пракамень…
Он обрекающе опустил ладонь на Пракамень. Мрак и Таргитай невольно придвинулись к Олегу, стали плечо к плечу, покрытые ранами, измученные, в рваных волчьих шкурах.
— Вы чересчур удачливы!
Камень под рукой мага вспыхнул радостным пурпурным светом, комнату залил ровный ликующий свет. На лице Гольша появилось удивление, пальцы разжались, в глазах метнулся дикий страх. Олег сказал зло:
— Миллионы лет?.. Доживи до вечера.
Гольш начал подниматься, но красный свет от Пракамня побежал по руке, наполнил старого мага, вспыхнул ярко и слепяще. Яйцо осело сквозь дымок, а сизый пепел, бывший только что могучим магом, выдуло ветерком.
Мрак неверяще смотрел на опустевшее кресло, где одиноко и холодно блистало Яйцо.
— Что это он? Не умеет обращаться с огнем? В таком возрасте?
— С огнем никто не умеет, — устало сказал Олег. Глаза блуждали, тело оставалось здесь, а душа явно заглядывала во все лисьи норки вблизи башни. Он проговорил с усилием, помня, что маги — это разум, а не позорящие человека чувства: — Не такие уж мы лесные авосьники, Мрак. Я все-таки просчитал так и эдак, прикинул, просмотрел все дороги. Всякий раз выходило недоброе… Подозревать старого человека неловко, потому я лишь на всякий случай… Ты ж сам говорил, что береженого свои боги берегут, и чужие не трогают! Я наложил заклятие на Пракамень. Всякий погибнет, кто воспользуется первым.