Трое в песках | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В лунном свете мелькали огромные кожаны, нетопыри, пронеслась белая хвостатая звезда. Олег вывалился в ночь, жадно хватал воздух. Дом белеет в десятке шагов, ставни закрыты наглухо, металлические слеги преграждают любой доступ к окнам. Но Мрак услышит, он чуток как зверь!

Олег бросился к дому, дрожащие пальцы не могли нащупать веревочку очкура. Женщина вышла следом, сарафан был распахнут. Обнаженное тело, словно осыпанное мукой, белело в мертвенном лунном свете. Глаза на неподвижном лице были огромными, еще больше похожими на лесные озера.

Ноги подкашивались, бегство из сарая отобрало последние силы. Женщина уверенно приблизилась, положила ладони ему на плечи. От ее прикосновения пробрало смертельным холодом. Олег зябко повел плечами. Она прижалась всем телом, обхватила крепко, ее заметно потеплевшие губы уверенно отыскали его — холодные, безжизненные.

Ноги Олега превратились в воду, но он не падал — ее руки держали. В гаснущее сознание ворвался какой-то гадкий крик. Его судорожно сжало сильнее, затем объятия ослабели. Он ощутил, что женщина отстраняется, потянулся за нею. Она отодвинулась, тогда он сам обнял ее, придержал.

Крик повторился — отвратительный, настойчивый. Женщина задрожала, начала с силой выдираться из его объятий. Пальцы Олега сжались в кулак, захватив край подола, послышался треск. Женщина рванулась, Олег едва не упал.

Она перебежала лунную дорожку, нырнула в тень, на миг мелькнула между домом и сараем, растворилась в ночи. Олега покачивало, в теле была слабость и пустота. Слабо чувствовал потерю, в женщине было нечто отвратительно притягательное, обворожительно гадкое.

Крик повторился в третий раз. Олег с отвращением покосился на крикуна: на плетне потряхивал крыльями, видимо изображая орла, большой толстый петух. Ярко-красный гребень в лунном свете казался черным, а сам петух выглядел толстой жирной дрофой, нечаянно попавшей во двор.

Завопили другие петухи: чуяли рассвет или отгоняли нечисть от курятников. Олег покачнулся, провел ладонью по глазам. Чувство потери оставалось. Он застонал, потащился обратно. Когда дверь отворилась, блеснул свет лучины, ее за спиной Мрака держал сонный Таргитай, а Мрак стоял с секирой в обеих руках. Лиска, увидев Олега, закусила губу. Он даже в слабом свете рассмотрел, как сузились и позеленели ее желтые глаза.

Мрак отступил, пропуская Олега, присвистнул:

— Хоть подтерся спросонья?

Олег не понял, звуки доходили как в могилу.

— Чего?

— Штаны, говорю, почему в руке? Лопуха не нашел?

Олег перевел взгляд на свои руки. Пальцы правой руки поддерживали спадающие портки, веревка болталась на левой стороне, а в другой руке он сжимал клочок ткани.

Лиска, зло сопя, грубо разжала ему пальцы. Мрак покачивал головой. Таргитай переводил непонимающий взгляд с одного на другого. Глаза слипались, спал на ходу, а рука с горящей лучиной опускалась все ниже.

— Он был с женщиной! — заявила Лиска гневно.

— Олег? — переспросил Мрак с недоверием. — Правда, штаны… но может, приспичило? Или лопуха все не отыщет в потемках, так и бродил всю ночь.

Его ноздри жадно дрогнули раз-другой. Он отнял у нее лоскут, толкнул Таргитая.

— Не спи — замерзнешь. Пахнет странно… Так это же клочок савана!

В хате словно ударил мороз. Олег вяло покачивался, все еще звуки доходили тихо, голоса искажались. Сильная рука похлопала по плечу, едва не упал, но та же рука поддержала, а голос проревел над ухом:

— Тут ты Тарха переплюнул… Мертвячку выкопал, надо же!

Олег с трудом заставил губы шевелиться:

— Она сама…

— Что?

— Выкопалась… Это вурдалачка.

— Ого, — произнес Мрак с уважением, а Лиска позеленела уже вся.

Таргитай очнулся, спросил непонимающе:

— А где она?

— Петух отогнал, — сказал Олег с отвращением. — Горлопан, в суп его…

Мрак передал лоскут Таргитаю.

— Погляди. Вцепился, девка едва вырвалась! В тихом болоте самые пакостные упыри водятся, живут. Тихоней прикидывается, а сам штаны не успевает надевать.

Олег ощутил, что все еще поддерживает спадающие портки. Кое-как подвязал очкур, зеленые от ревности глаза амазонки наполнились слезами. Руки все еще двигались вяло, пальцы дрожали. Мрак зевнул, сказал успокаивающе:

— В самом деле, зачем сразу в кусты? Если бы вурдалачки в каждом селе ходили толпами! А то в кои веки попадется… Безобразия разнообразят жизнь. Вон сколько проехали, и, почитай, ничего еще не стряслось!

— Не стряслось, — пробурчал Таргитай. — Я еще ни разу не спал по-людски. Да и не ел, почитай.

Они с Мраком ушли вглубь, Таргитай залез на печь, Мрак лег на лавку, закинул руки за голову. Олег потряс головой, стараясь прийти в себя, стряхнуть наваждение.

— Кваску бы…

— Она красивая? — спросила Лиска напряженно.

Олег как наяву ощутил прохладное тело незнакомки, прильнувшее так плотно, тугие груди с острыми как камешки кончиками, увидел бездонные глаза, напоминающие лесные озерка, вздохнул:

— Да…

Лиска отшатнулась, словно все еще надеялась на другой ответ.

Глава 4

Утром обрушился ливень. Таргитая пронесло, маялся животом. Мрак крепился, но сил едва хватило, чтобы взобраться в седло. Решили отлежаться еще день, глядя из окон на бушующий ливень, но даже Таргитай теперь с тревожным лицом загибал пальцы, считая дни.

Ночью Мрак точил секиру и острил концы тяжелых тюринских стрел. Олег и Таргитай спали. Лиска, с молчаливого одобрения Мрака, отправилась на кладбище — Олегу для волхования понадобились крылья нетопыря, ветка омелы и одолень-трава.

Омелу сорвала быстро, на кладбище деревья приземистые, из-за сонного нетопыря потеряла в потемках две стрелы, но все-таки прибила, сунула в мешок целиком — Олег разберет, какое крыло нужнее. С одоленью, правда, проползала на коленях полночи, переворачивала могильные камни и разбирала трухлявые коряги.

Возвращалась уже под утро. Небо затянуло тучами, темень сплошная, дважды чуть не уписалась, увидев совсем близко два светящихся глаза. Ждала из тьмы матерого волка, но желтые глаза разъехались в стороны. Лиска в бессилии опустилась на земляной холмик: проклятые светлячки! Хорошо, что поссорились, хоть нехорошо такое желать даже жукам, но иначе пустила бы лужу от страха — для себя не такая отважная, как выглядит для других.