Он вернулся, лишь когда последний из Килдоннонов спустился по широкой лестнице и, оставив за собой атмосферу ненависти, молча покинул замок.
Только Тара, облегченно вздохнув, двинулась к нему, как послышался голос герцога:
– Я хочу с вами поговорить, Фалкирк. Пройдемте ко мне в кабинет.
– Слушаюсь, ваша светлость.
В этот момент в зал вошла миссис Маккрейг, вызванная, как догадалась Тара, мистером Фалкирком.
– Это, миссис Маккрейг, молодая герцогиня Аркрейджская, – ледяным голосом представил Тару герцог. – Прошу вас показать ее светлости ее апартаменты и проследить, чтобы она ни в чем не нуждалась.
Миссис Маккрейг присела в реверансе и направилась к выходу. Тара, следуя за ней, потерянно думала, что вступает в новую жизнь, о которой не имеет ни малейшего представления.
По дороге она узнала, что ужинает герцог рано и что перед ужином от нее требуется принять ванну и переодеться.
У Тары осталось только одно чистое платье, и то штопаное-перештопаное.
Одежды в приюте всегда не хватало, и она переходила от одного ребенка к другому, пока не превращалась в лохмотья, годившиеся разве на то, чтобы мыть ими пол.
Дети, которых отдавали в подмастерья, свою одежду оставляли в приюте. Она доставалась тому, у кого был тот же размер.
Тара жила в приюте дольше всех, однако платья ее были новее, чем у других, поскольку она сама их шила.
Конечно, миссис Бэрроуфилд никогда не дала бы ей денег на новый материал, однако, по счастью, покойная герцогиня Анна Аркрейджская приобрела для приюта по умеренной цене несколько рулонов серой ткани.
Сшить новое платье было только вопросом времени. А вот его-то Таре всегда и не хватало, ей приходилось присматривать за таким множеством детей, что до шитья руки не доходили.
Теперь она припомнила, что последний раз сшила себе платье больше двух лет назад, и пожалела, что не успела перед поездкой на север смастерить новое. Но теперь, когда она стала женой герцога, решила Тара, она сможет сбросить свою убогую сиротскую одежду.
«Жена герцога!»
Она повторяла эти слова про себя, моясь в ванне, которую внесли в спальню и поставили на огромный турецкий ковер, на который ей полагалось ступить после купания мокрыми ногами.
Принимать горячую ванну, и чтобы тебя при этом не торопили – такую роскошь Тара могла себе позволить чрезвычайно редко.
Вода оказалась очень мягкой и немного коричневатого цвета. Тара с изумлением разглядывала ее, пока не догадалась, что это та самая торфяная вода, которая повсеместно используется в Шотландии, о чем ей рассказывал мистер Фалкирк.
Ванну в спальню внесли две служанки. Они вежливо поздоровались с ней, но держались скованно. Тара тоже чувствовала себя неловко и не нашлась что сказать, и они принялись в полном молчании помогать ей раздеваться.
Когда Тара оделась после ванны и стояла, размышляя, чем бы ей теперь заняться, в комнату вошла миссис Маккрейг. Она окинула Тару холодным взглядом, и та поняла: эта пожилая женщина общительностью не отличается. Впрочем, Тара прекрасно понимала, почему экономка держится так отстранение: ее госпожой нежданно-негаданно стала какая-то девчонка из приюта! Разве у кого-нибудь повернулся бы язык винить пожилую женщину за то, что она не рада! Но Таре не к кому было больше обратиться, и она смущенно попросила:
– Не могли бы… вы мне сказать… что мне теперь… делать?
Голосок у нее был тоненький, как у ребенка, и в суровое лицо миссис Маккрейг смягчилось.
– Вы волнуетесь, ваша светлость, и в этом нет ничего удивительного, – проговорила она. – Когда впервые видишь наш замок, он кажется огромным!
– Так оно и есть! – воскликнула Тара.
– Как сказал мне мистер Фалкирк, вы не ожидали, что его светлость возьмет вас в жены?
– Совершенно верно, – ответила Тара. – Поэтому прошу вас, скажите, что мне делать дальше.
– Через несколько минут начнется ужин, – проговорила миссис Маккрейг. – Вы будете ужинать с его светлостью в главном зале, там, где вас обвенчали.
– По-моему, я помню, где он находится, – пробормотала Тара.
– Тогда вам пора идти. Его светлость уже ждет. Тара едва сдержалась, чтобы не попросить миссис Маккрейг пойти вместе с ней.
Словно серая тень, побрела она по широкому коридору в главный зал.
Из зала доносились голоса, один из которых принадлежал мистеру Фалкирку.
Его присутствие в зале немного успокоило Тару. «Все не так уж плохо», – решила она. И, подойдя поближе, услышала:
– Полагаю, ваша светлость, вы прикажете отправить завтра утром, как только рассветет, карету в Эдинбург?
– В Эдинбург? – удивился герцог. – Это . еще зачем?
– Я думал, вы захотите купить молодой герцогине соответствующие туалеты. Как хорошо известно вашей светлости, ближе негде приобрести одежду из добротной материи и модного фасона.
Наступила тишина. Потом Тара услышала голос герцога.
– Герцогиня одета совершенно нормально, и я считаю, что нет необходимости покупать ей новые наряды.
– Но, ваша светлость… – начал было мистер Фалкирк, однако герцог перебил его:
– Я хочу, чтобы Килдонноны, глядя на нее, испытывали угрызения совести, чтобы их всегда мучила вина за то, что сделала покойная герцогиня.
И, помолчав секунду, добавил:
– Таре предстоит вращаться в высшем обществе среди красивых женщин, пусть же она станет живым напоминанием старшему Килдоннону о недостойном поведении его дочери. Пусть он всегда помнит, какой стыд я перенес по ее милости!
Слушая его гневную речь, Тара машинально шла вперед.
Мистер Фалкирк открыл было рот, чтобы возразить своему хозяину, но не успел произнести ни звука – Тара уже стояла в дверях.
Она была очень бледна, глаза на крошечном личике казались огромными, и в них застыло выражение такой боли, что слова замерли у мистера Фалкирка на губах.
Поклонившись герцогу, он направился к двери. Встретившись с ним взглядом, Тара поняла: мистер Фалкирк чрезвычайно зол на герцога, однако отменить его решение не в силах.
– Надеюсь, вы получили все необходимое? – Голос герцога звучал резко.
Тара была настолько взволнованна, что ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с силами и ответить.
– Д… да… Благодарю вас… ваша светлость.
– Вы, должно быть, устали после столь долгого путешествия, но завтра, когда отдохнете, вы сможете осмотреть замок и окрестности и, я уверен, откроете для себя много интересного.
– Да… ваша светлость.