«Как страшно», – подумала она и едва удержалась, чтобы не броситься со всех ног к мистеру Фалкирку, – он бы мог подсказать, что ей делать.
В приюте Тара то и дело слышала разговоры о незаконнорожденных детях, о том, что матери их совершили тяжкий грех, пойдя и против Господа, и против Церкви, но она никогда не задумывалась над тем, что именно подразумевается под этим самым грехом.
Незамужняя женщина рожала ребенка, и он, без вины виноватый, становился объектом жестоких насмешек и издевательств только потому, что не знал имени своего отца.
Однако Тара не имела ни малейшего представления о том, каким образом ребенок появляется на свет. И вот теперь, похоже, настал момент узнать.
Все неизведанное всегда страшит, и Тара места себе не находила от страха.
– Что же мне делать? Что делать? – твердила она снова и снова.
Ей казалось, эта огромная комната с роскошной мебелью не что иное, как ловушка, в которую ее угораздило попасть и из которой ей теперь не выбраться.
Она взглянула на массивную кровать с пологом, на подушки с наволочками в оборочках, на бархатное покрывало с монограммой герцога и короной посередине и вздрогнула.
Откинутое одеяло вызвало в ней такой ужас, словно манило принять участие в чем-то малопристойном, а потому наводящем безотчетный страх.
Перед камином лежал коврик из белой мерлушки с крутыми завитками. Тара вся дрожала от холода и страха, ноги у нее подкашивались, и она опустилась на коврик и протянула руки к огню.
Так сидела она довольно долго, пытаясь согреться, и все смотрела и смотрела на дверь. Но не на ту, что выходила в коридор, а на ту, которая вела, как ей казалось, в комнату герцога.
Он непременно придет к ней, ведь он теперь ее муж!
После ужина, отослав Тару в ее спальню, герцог отправился в главный зал. Распахнув окно, он стоял и смотрел вдаль. Внизу раскинулся сад, за ним простиралось огромное озеро, окруженное вересковыми зарослями, поверхность которого в лучах заходящего солнца казалась золотисто-багряной.
На землю спускались сумерки, уже вспыхнули первые звездочки.
Благоговейная тишина и какая-то неземная красота царили вокруг, но даже им не по силам было усмирить гнев, давно уже овладевший герцогом и ни на минуту его не отпускавший.
Гнев клокотал в его груди с тех самых пор, когда герцог отправился во Францию, преследуя свою жену и Неила Килдоннона.
Он женился не по любви, однако его влекло к черноглазой и темноволосой Маргарет.
Основой их брака был здравый смысл и стремление улучшить отношения их кланов, и герцог считал, что жить они с женой должны в мире и согласии, а жена должна исполнять обязанности герцогини так же неукоснительно, как это делала его мать.
Когда старший Килдоннон заявил, что лучший способ внушить представителям кланов, что междоусобная вражда отошла в прошлое, – это женитьба на его дочери, герцог чуть было не отказался.
Но потом, решив, что глупо считать каждого, кто носит фамилию Килдоннон, своим кровным врагом и что сам он, будучи вождем клана, должен подать своим подданным пример, согласился.
После чего молодую чету не мешкая обвенчали, стремясь как можно скорее положить конец бесконечной войне кланов.
Клан Маккрейгов в этих междоусобных боях был явно сильнее, он превосходил своих противников числом, а клан Килдоннонов месяц от месяца становился все слабее и слабее.
В глубине души герцог считал, что оказывает Килдоннонам честь, беря в жены Маргарет и соглашаясь помочь ее родственникам материально.
И потому, когда молодая жена в первую брачную ночь выдворила герцога из своей спальни, его гордости и чувству собственного достоинства был нанесен сильнейший удар.
Маргарет заявила, что скорее умрет, чем уступит его ненавистным объятиям, что на людях она согласна играть роль любящей супруги, но наедине… Полем битвы, которую предки обоих вели из поколения в поколение, теперь будет их семья.
– Я вас ненавижу! – Черные глаза Маргарет сверкали. – И вас, и всех Маккрейгов, вместе взятых! Только когда трупы всех Маккрейгов будут лежать у моих ног, я буду считать, что мир наконец избавлен от скверны!
И такая ненависть и злоба звучали в ее голосе, что герцогу даже показалось – его молодая жена немного не в себе. Однако, рассудив, что всю жизнь такую злость носить в себе не будешь, герцог решил, что со временем Маргарет образумится.
Ему было жаль жену – прожить целых двадцать три года в ветхом, полуразрушенном замке, без каких бы то ни было удобств. Килдонноны не могли позволить себе даже отремонтировать его!
Девушки ее возраста выезжали в Эдинбург на балы или в театр, Маргарет эти поездки были заказаны.
О каких развлечениях вообще могла идти речь, если у Килдоннонов не находилось денег даже для поездок по Шотландии, не говоря уж о том, чтобы покупать изящные туалеты или породистых лошадей!
«Я могу ей все это дать», – думал герцог, полагая, что Маргарет оценит его доброе к ней отношение.
Однако он жестоко ошибся. И, узнав из письма жены, что она вынуждена покинуть Шотландию, потому что у нее будет ребенок от другого, испытал такое потрясение, словно ему всадили кинжал прямо в сердце.
«Вы меня больше никогда не увидите, – писала Маргарет. – Я не прошу у вас прощения, мне нужно только одно – чтобы вы оставили нас в покое».
Такого герцог от нее не ожидал. Какой бы жестокой по отношению к нему ни была Маргарет, как бы его ни ненавидела, она была его женой, и человек, соблазнивший ее, должен за это ответить.
И тем не менее, хотя все его существо взывало о мщении, а запрятанная в самые сокровенные тайники души ненависть к Килдоннонам после чудовищного поступка Маргарет вспыхнула с новой силой, герцог не собирался убивать Неила.
Он хотел лишь покалечить его, чтобы ненавистный соперник уже не смог быть счастливым любовником. Но Неил умер от полученных ран, а Маргарет, так до конца и оставшись ярой фанатичкой, покончила жизнь самоубийством.
Герцогу было мало их смерти, его душа все еще жаждала мести, и он вызвал в замок Килдоннонов, стремясь отыграться на них, заставить их страдать так, как страдал он сам.
Маргарет уязвила его в самое сердце, и герцог собирался отплатить ее родне той же монетой.
Ему доставляло несказанное удовольствие видеть, что они готовы вцепиться ему в глотку, однако вынуждены присутствовать на его так называемой свадьбе, а потом засвидетельствовать свое почтение новоявленной герцогине – девчонке, зачатой и рожденной во грехе, всю жизнь прожившей в убогом приюте, а теперь занявшей место дочери вождя их клана!
Эти мысли напомнили герцогу о Таре, дожидавшейся его наверху.
На сей раз он не потерпит в первую брачную ночь никаких сцен и отказов! Уж он-то позаботится о том, чтобы наследник герцогства и – что еще важнее – будущий вождь клана был зачат уже сегодня.