На Темной Стороне | Страница: 116

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Слава засмеялся:

– Они не понимают! Им надо показывать средний палец.

– Поймут, – ответил Филипп недобро. – Мы их научим себя понимать.

А Борис сказал весело:

– Что палец... Вот так им в задницу, по-русски!

Они щурились, смотрели на серые тяжелые волны. Филипп повернулся к Славке, мгновение смотрели друг другу в глаза, молча обнялись. К ним шагнул Борис, обнял обоих за плечи.

За тысячи миль Гольдшеккель спросил нервно:

– Что они делают?.. Это у них не...

– Нет, – ответил Фред резко. – Помолчите со своими сексуальными штучками.

Гольдшеккель выпрямился, сказал угрожающе:

– За это я могу и привлечь, мистер Холт. Ваши высказывания противоречат нашим конституционным свободам. Да, я гомосексуалист, и если вам это не нравится, то катитесь в Россию...

Генерал Корвин, фэбээровец, прервал резко:

– Тихо! Что за ритуал?

Фред молча смотрел на экран. На палубе танкера каждый террорист снимал с шеи нательный крестик, целовал и передавал другому. Делали все необычайно торжественно, высокая оптика хорошо передавала просветленные лица. Смертельно усталые, они словно бы зачерпнули дополнительные силы, двигались уверенно, спины выпрямлены, в каждом чувствуется гордость, словно родился и прожил герцогом, а то и наследником престола.

– Сейчас бы работу снайперам, – прошептал Гольдшеккель.

– Один остался внизу, – предостерег Фред.

– Может быть, заболел и без сознания?

– Идти на риск надо было раньше, – сказал Фред с горечью. – А сейчас только ребят своих погубим...

– Почему так уверены?

– Сколько надо времени, чтобы коммандос высадились на танкер?

– Восемь минут, – ответил советниц по национальной безопасности. – Может быть, даже уложатся в семь.

– А им нужно три минуты, – ответил Фред тихо, – чтобы допеть...

– Допеть?

– Смотрите на экран.

Филипп с гордостью посмотрел на измученные, но счастливые лица друзей. Все обнялись за плечи, и потому что так из рук в руки по кругу переливалась общая мощь, распределяя силы на всех поровну, и потому что все ослабели настолько, что подкашивались ноги.

– Мы это сделали, – сказал он сиплым голосом. – Ни правительство наше, ни армия, ни политики... никто не смог надрать Империи задницу! А мы, катакомбники, это сделали. Теперь о нас не просто узнают... Катакомбную церковь начнут уважать. С нею начнут считаться, други мои.

Славка вскинул голову, внезапно запел сильным чистым как фанфары голосом:

– Наверх вы, товарищи, все по местам!

Последний парад наступает.

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,

Пощады никто не желает...

Остальные подхватили охрипшими от бессонницы голосами. Пять сильных мужских голосов звучали сурово, старая песня ожила понеслась по всему миру, кто-то начал тихонько подпевать и в других странах, лица террористов видели многие и слышали многие, кто-то просто шевелил губами, потому что они дрожали, а на глаза наворачивались слезы.

Лицо Гольдшеккеля медленно белело. Фред поймал на себе искоса брошенный ненавидящий взгляд. Если бы не высовывался, не доказывал, что террористы доведут танкер до берегов Англии и там взорвут, с директора ЦРУ бы спросили меньше, а так возьмут за жабры: почему не прислушался к своему вице-директору?

Внезапно Гольдшеккель ухватил микрофон:

– Операцию разрешаю!.. Поторопитесь!.. Разрешаю!

Фред вскочил:

– Это безумие! Вы только погубите наших коммандос.

– Замолчите, вы...

На пульте замигали огоньки, видно было как сразу несколько групп захвата двинулись к танкеру. Со стороны французского берега двигались четыре группы на миниподлодках, юрких и маневренных, со стороны Англии – три, тоже на таких же скоростных, что входили в войска специального назначения.

Фред стиснул зубы, стоя смотрел на экран. Люди все еще пели, потом тот, который вел переговоры, что-то коротко сказал в микрофон. Несколько долгих мгновений все эти мужчины просто стояли обнявшись, ждали, затем Фред увидел как вспучилась палуба танкера, словно изнутри рвался наружу огромный пузырь. Люди не успели рассыпаться, когда палуба лопнула как гнилое полотно, изнутри вырвался столб огня.

Все успели увидеть как взметнулась черная стена, затем экран весь стал черным с багровыми блестками.

Кто-то вскрикнул в ужасе:

– Боже!.. Это же нам чистить берега на десяток лет!.. И в два миллиарда долларов не уложиться...

Гольдшеккель простонал:

– Это же сегодня же... в парламенте Англии потребуют убрать наши базы!!!

Советник по национальной безопасности сказал мертвым голосом:

– Если бы только в Англии. И в других странах могут... А то, дескать, хрен знает что эти чокнутые русские подорвут у наших берегов в следующий раз... Могут что-то и похуже.

Фред скрипнул зубами. А что только что по дурости погибли все семь групп антитеррора, никто и не вспомнил. Ничего, это им вспомнят на слушаниях сенатской комиссии.

Мощная взрывная волна со страшной силой ударила Филиппа снизу, смяла, изломала кости, расплющила. Он чувствовал как стена огня слизнула с головы волосы, одежда вспыхнула и сгорела, потом его забросило в поднебесье, а кожа трещала как мясо на сковороде и обугливалась.

И все-таки сознание еще не покинуло: мир вертелся, но на месте длинного как колбаса танкера сейчас расплывалось черное пятно. Танкер разорвало на части, а на корме, откуда швырнуло взрывом, полыхало злое гудящее пламя.

Холодный ветер как наждаком сдирал покрытую волдырями кожу, обувь горела, он увидел быстро приближающиеся волны, серые и тяжелые как бетон. Тело напряглось, удар, он вскрикнул от нового всплеска дикой рвущей тело боли, закашлялся от ледяной воды, в мозгу мелькнула угасающая мысль: мы это сделали! Получи, проклятая Империя...

Небольшая подлодка войск специального назначения уже не кралась по Ла-Маншу, а развернулась и быстро шла к берегу. В тесный отсек протиснулся низкорослый, но крепкий немолодой майор. Мокрая одежда прилипла к телу, стали видны широкие пластины груди и выпуклые бицепсы. Оставляя за собой мокрые следы, он подошел к приспособленной под стол раскладной широкой доске. Страшно обгорелый человек в лохмотьях такой же мокрой одежды лежал недвижимо. Лицо незнакомца в страшных волдырях, кое-где даже черное, в воздухе запах горелого мяса.

– Не выживет? – спросил майор.