Ола все рассчитала: стюард за дверью должен был прислушиваться, чтобы сразу явиться, как только потребуется, поэтому она продолжала разговаривать.
Не осмеливаясь имитировать голос маркиза, она производила низкие звуки, изображая его ответы.
Через десять минут она позвонила в золотой колокольчик, стоявший на столе.
Как она и предполагала, стюард ждал снаружи, и когда он открыл дверь, она сказала возбужденным голосом, будто обращалась к маркизу:
— О, позвольте мне отдать этот приказ! Как это прекрасно! Я так счастлива!
Она повернулась лицом к стюарду, стоявшему в дверях.
— Сообщите капитану или его первому помощнику, если он управляет теперь яхтой, — сказала она, — что в связи с улучшением погоды, его светлость распоряжается не заходить в Плимут, как намечалось, а двигаться в южном направлении с максимальной скоростью.
Настолько искренне и заразительно она выражала свою радость по поводу команды маркиза, что, когда она окончила передавать это мнимое распоряжение и улыбнулась стюарду, тот тоже улыбнулся ей в ответ.
— Я сейчас же передам приказ первому помощнику, мисс, — сказал он и вышел из салона, закрыв за собой дверь.
Ола продолжала говорить, как и раньше, понижая голой для имитации ответов маркиза.
Затем, взяв со стола графин с кларетом, она подошла к софе и вылила за ее спинку содержимое графина. Поскольку софа, как и другая мебель на яхте, была прикреплена к полу, Ола знала, что вино вряд ли будет обнаружено, и впитавшись в дерево, станет практически незаметным.
Она поставила пустой графин на стол и продолжила свой искусственный «разговор» с маркизом.
Примерно через час Ола снова позвонила в колокольчик и сказала появившемуся стюарду немного нервным и неуверенным голосом:
— Его светлость… заснули… Я думаю, что, возможно, они… очень устали.
Стюард быстро подошел к столу, и Ола увидела, что он обратил внимание на пустой графин, а потом сказал:
— Я приведу Гибсона, мисс. Думаю, вам лучше пойти к себе в каюту.
— Пожалуй, вы правы, — согласилась Ола, — большое вам спасибо.
Немного погодя, она слышала, как маркиза уносят в его апартаменты, расположенные за ее каютой.
Она легла в постель с радостным биением сердца, решив, что провела маркиза!
«По крайней мере, когда он проснется, будет слишком поздно возвращаться в Плимут», — думала она.
Она решила не беспокоиться о том, что будет, когда маркиз проснется, и, покрепче закрыв глаза, попыталась заснуть.
Маркиз пошевелился, его голова была словно наполнена туманом, и ему мимолетно вспомнился Дувр, где он шел в темноте и тумане к «Морскому волку».
Он с усилием открыл глаза, и кто-то поднялся в другом конце каюты и подошел к нему.
— Если вы проснулись, милорд, то вашей светлости следует чего-либо выпить, — услышал он голос Гибсона и ощутил на губах поднесенный к нему стакан.
Он сделал несколько глоточков и отвернулся, произнеся раздраженным хриплым голосом:
— Оставьте меня… одного… я устал!
Когда он опять проснулся, то увидел, что в иллюминаторы вливается солнечный свет, и почувствовал, что голова немного прояснилась, хотя во рту ощущалась сильная сухость.
Гибсон вновь подошел к нему, и на этот раз маркиз спросил:
— Который теперь час? Где мы находимся?
— Идем вдоль побережья Португалии, милорд.
В первую минуту маркиз не осознал смысл его слов. Затем он с усилием напряг память, которая словно ускользала от него, и сказал:
— Португалия? Вы хотели сказать — Плимут!
— Нет, милорд. Португалия! Мы уже оставили позади Бискайский залив.
Маркиз изо всех сил пытался понять, о чем ему говорят.
Наконец более уверенным голосом он сказал:
— Какого черта мы здесь? Я дал приказ причалить в Плимуте!
— Я понял так, что вы отменили тот приказ, милорд, и велели капитану идти на юг как можно быстрее. Ветер все время сопутствовал нам, и это был лучший переход, какой я когда-либо видел в заливе. Жаль, что ваша светлость не могли оценить его!
Наступило короткое молчание, и маркиз спросил:
— Вы хотите сказать мне, что я спал с тех пор, как мы готовились подойти к Плимуту?
— Да, милорд. Я не припомню, чтобы ваша светлость спали так долго, — ответил Гибсон. — И я никогда не думал, что кларет, пусть даже целый графин кларета, может оказать такое воздействие.
— Я был пьян? — спросил маркиз.
— Боюсь, что так, милорд. И я впервые видел вашу светлость так «нагрузившимся»!
— И долго я был в этом состоянии?
— Три дня, милорд!
— Я не верю этому!
Маркиз с трудом заставил себя сесть на кровати.
— Три дня! — сказал он как будто сам себе. — И вы думаете, что это возможно от одной бутылки кларета?
— Ваша светлость не пили больше ничего, — ответил Гибсон. — Стюард сказал, что бренди осталось нетронутым.
— Я спал три дня от одной бутылки кларета?
— Их могло быть две, — допустил Гибсон. — Та, что ваша светлость выпили за ужином, и полный графин, поставленный на стол после ужина.
Сидя в постели, маркиз почувствовал, что в голове у него все плывет и кружится, поэтому снова лег.
— Тут что-то не так, Гибсон, — сказал он. — Очень странно! Когда мне станет лучше, я разберусь во всем этом.
— Да, милорд, конечно, милорд, — согласился Гибсон, — но вашей светлости нужен отдых, пока вы не окрепнете.
Маркиз немного помолчал. Затем спросил вслед уходившему камердинеру:
— Молодая леди… — как ее имя?
— Мисс Милфорд, милорд.
— Она еще на борту?
— Да, милорд. Наслаждается каждой минутой путешествия. На палубе с раннего утра до позднего вечера. Мы все говорим, что не видели никогда столь счастливой молодой леди.
Маркиз неподвижно лежал в кровати.
Он начал припоминать, что с ним произошло за последнее время.
Маркиз был тверд в своем решении высадить Олу в Плимуте и послать обратно к ее мачехе, чтобы не нести более никакой ответственности за нее.
Он вспомнил также, как сначала она пришла в ярость и обвиняла его в предательстве. Но потом была удивительно любезной, особенно за ужином.
Медленно, поскольку это стоило ему усилий, он попытался восстановить в памяти все, что было сказано, все, что происходило.
Он припомнил тост, который она предложила, затем налил немного кларета в ее бокал и наполнил свой, как она уронила под стол свою бриллиантовую брошь.