— Вот сука, — по-русски проворчал Когановский.
— Я не понял, что вы сказали, но, наверное, это ругательство. Бетельман ничего не знает. Просто мы давно следим за ним и его братом. Сейчас вы позвоните к нему и пожелаете счастливого пути в Лондон. Встречу с ним вы, разумеется, отмените. Иначе неприятности я вам гарантирую. В конце концов он бы и так вам ничего не дал.
— Вы не из полиции, — вдруг что-то почувствовал Лева Когановский.
— Нет. Я — представитель частного детективного агентства.
— Никуда я не буду звонить, — отчаянно заявил Когановский. — Я ни в чем не виноват.
Сработал многолетний инстинкт опытного рецидивиста.
— В таком случае у меня есть другие полномочия, — широко улыбнулся Дронго, быстро доставая пистолет. — Для начала я прострелю вам обе ноги.
— Я не идиот, все понял. Как только вы вошли, я все понял. Одну минуту. Я сейчас позвоню.
Когановский бросился к телефону, быстро набрал номер.
— Семен Аронович, — сладко улыбаясь, начал он, — доброе утро. Простите, что вас беспокою так рано. Нет, нет, не по поводу долга. Хочу пожелать вам счастливого пути в Лондон. Вы ведь завтра уезжаете. Что вы, какие деньги? Это была шутка. Разве в Бруклине можно заниматься подобными вещами? Ведь мы хорошо знаем друг друга. Конечно. И вам спасибо. Большое спасибо.
Он положил трубку. Дронго убрал пистолет.
— Кажется, мы договорились. Всего хорошего, господин Лева Когановский.
— И вам всего хорошего, — засуетился хозяин дома.
Когда за Дронго закрылась дверь, сверху спустилась девушка.
— Ты все слышала? — зло спросил Когановский.
— Да, по-моему, он из полиции, — тихо ответила она.
— Хуже. Он из американской мафии. А здесь тебе не Одесса. Я боялся, что после звонка он просто пристрелит нас обоих.
— Что ты такое говоришь. Лева? — испугалась женщина.
— Здесь свои порядки. Черт с ним, с Бетельманом. Возьму больше у Альтмана. Своя шкура дороже.
Через час Дронго выбросил пистолет в мутные воды Ист-Ривера.
Нужно быть бывшим советским гражданином, чтобы понять и прочувствовать всю прелесть Брайтон-Бич. В этом районе Бруклина считается неприличным общаться на английском языке. Одесские евреи говорят с характерным одесским акцентом, грузинские — с грузинским, среднеазиатские тараторят так, словно никогда не уезжали из Ташкента или Душанбе. Здесь представлены все нации и народы Советского Союза — слышится русская, грузинская, армянская, украинская, азербайджанская, литовская речь. Это своеобразный эмигрантский центр евреев, начавших исход еще в середине шестидесятых, когда в Бруклин прибывали люди небольшим ручейком, с трудом пробивающимся из-за плотного кордона; в начале девяностых этот ручеек превратился в мощный поток с Востока, сметающий на своем пути все заграждения.
До встречи с Бетельманом Дронго еще успел переехать в более дешевый отель — «Холидей Инн» на Бродвее. В первом часу дня он был уже в Бруклине, зашел в книжный магазин «Черное море» посмотреть последние поступления книг из бывших республик Советского Союза. Книг было много, и, что особенно впечатляло, среди них попадались издания, вышедшие буквально два-три месяца назад.
«Железный занавес рухнул», — подумал Дронго, доставая с полок совсем новые книги с еще не разрезанными страницами.
— Вы что-нибудь выбрали? — по-русски спросила его пожилая женщина, сидевшая у кассы.
— Нет, пока ничего, — ответил он тоже по-русски, — но у вас великолепный магазин, я заеду к вам попозже.
Женщина благодарно кивнула ему.
— Вы, наверное, недавно из Союза, — заметила она.
— Почему вы так решили?
— Не знаю. Вы какой-то чересчур спокойный. Наши местные обычно более нервозны, у них всегда нет времени.
Было время ленча, и многие эмигранты спешили в кафе и рестораны, открытые по всей улице. Посмотрев на часы, разведчик тоже заторопился. По его расчетам, объект уже находился в кафе.
Едва войдя в зал, он заметил знакомое по фотографиям лицо Семена Бетельмана. Пожилой, лет пятидесяти пяти, большой лоб, крупный мясистый нос, уши, словно приплюснутые к голове, густые мохнатые брови, очки. Объект, как обычно, сидел в одиночестве. Дронго подошел к нему.
— Вы разрешите? — по-русски спросил он.
Бетельман изумленно посмотрел на него, на мгновение перестав жевать.
— Здесь так много свободных мест, молодой человек, — опустил он глаза.
— Меня они не устраивают, — весело возразил Дронго. — Я хотел бы пообедать сегодня с вами.
— Опять, — вздохнул Бетельман, откладывая вилку, — сколько я могу вам говорить — оставьте меня в покое. Я уже передал свою практику другому врачу. Завтра я улетаю в Лондон. Ну что вам от меня еще надо?
— Вы ошиблись. Я совсем не тот, за кого вы меня принимаете.
— Только не говорите, что вы не знаете Леву Когановского, — упрямился Бетельман, — он надоел мне до такой степени, что стал являться даже во сне.
— Думаю, он больше к вам никогда не подойдет, — многозначительно произнес Дронго.
— Да? — удивился его собеседник. — Очень хотелось бы вам поверить. А то, согласитесь, очень неприятно, избавившись от советской мафии в СССР, попадать в руки этой же мафии в Америке. Если бы они были стопроцентными американцами, мне не было бы так стыдно.
— Сегодня утром Когановский звонил к вам и пообещал больше не приставать.
— Знаю я его шутки, — махнул рукой врач. — Вы думаете, я поверил?
— И все-таки вам придется поверить мне на слово. Когановский больше не появится у вас в доме. Я сумел убедить его не приставать к вам.
— Да? — Бетельман снял большие роговые очки. — Можно узнать, чем обязан такому вниманию?
— Можно. Я из советской разведки. Дронго подумал, что Бетельман сейчас умрет. Прямо на месте. На него жалко было смотреть. Он держал в руках очки, жалобно моргая и как-то растерянно оглядываясь. Целую минуту он не мог выговорить ни слова.
— Откуда вы? — наконец выдавил врач.
— Из КГБ.
— Ой! — воскликнул Бетельман. — Что вы такое говорите, — он немного отдышался, — разве сейчас есть КГБ?
— Как видите, есть.
— Да, да, вижу. — Врач снова заморгал. — Скажите, вы не от Левы Когановского? — вдруг заподозрил он какой-то подвох.