— Да, вы правы! Я пойду наверх.
Пока она это говорила, Уинстон понял, что гости — кто бы они ни были — уже входят в дом.
Он не отдавал распоряжения слугам не пускать гостей, и итальянцы, всегда отличающиеся гостеприимством, сейчас проведут их прямо в гостиную.
— Вас сейчас увидят, — быстро сказал он Марине. — Ступайте через сад, а я от них быстро отделаюсь!
Марина молча пересекла комнату и вышла через застекленную дверь в сад.
Пока они разговаривали, на небе уже засверкали первые звездочки, но выплывшая луна не давала опуститься темноте, освещая сад своим призрачным светом.
Чтобы попасть в дом с другой стороны, Марине нужно было лишь обогнуть террасу, но она вдруг замедлила шаги и остановилась.
После недолгого раздумья она решительно зашагала по тропинке, ведущей к храму.
Удалившись от ярко освещенного дома в тень сада, она сошла с дорожки в заросли азалий. Там она села на землю, и кусты полностью скрыли ее от случайного взгляда.
Сквозь цветы она видела освещенные окна гостиной и террасу — интересно, сможет ли она рассмотреть гостей Уинстона?
Марина затаилась и стала ждать, что сейчас будет. Она просто сгорала от любопытства!
Уинстон, оставшись ждать гостей в гостиной, услышал голоса в коридоре. Затем в комнату первой вошла графиня Спинелло, с которой он познакомился в Риме, а также встречался в прошлом году в Монте-Карло.
Живая и очень привлекательная брюнетка, с бриллиантами, сверкающими в ушах и вокруг точеной шеи, она, как вспышка молнии, бросилась через всю комнату к Уинстону и подняла к нему разгоряченное лицо.
— Уинстон, так это правда?! — вскричала она, мило коверкая английские слова. — Я слышала, что вы приехали, но не могла в это поверить!
— Счастлив видеть вас, Николь, — ответил Уинстон, — но кто сказал вам, что я приехал?
— Можете быть уверены, весь Сорренто уже говорит о том, что Вандерфельды снова открыли свою виллу — через столько лет! И что приехал molto bello [13] Вандерфельд. Кто же это может быть, кроме вас?
— Действительно, кто же еще? — повторил Уинстон, изобразив довольную улыбку.
Он протянул руку ее брату, вошедшему вслед за графиней вместе с двумя другими мужчинами.
— Как дела, Антонио? — спросил он. — Приятно снова видеть вас.
— Я не верил, хотя и надеялся, что вы здесь, — ответил Антонио. — Три года назад, когда мы купили виллу на другом конце Сорренто, нам говорили, что Вандерфельды никогда не навещают старомодных соседей!
— Ну, если вы живете здесь, значит, о старомодности не может быть и речи! — сказал Уинстон.
— Вот видите, он всегда говорит то, что надо! — торжествующе воскликнула графиня, обращаясь к двум другим гостям — тоже итальянцам, — молча ожидавшим, когда их представят.
Уинстон пожал им руки, и графиня заявила:
— Вы немедленно должны посетить нас, Уинстон. Как насчет завтрашнего ужина? Чак возвращается из Рима — помните Чака? Вы учились с ним вместе в колледже.
— Чак Кеннеди? Конечно, я помню его, — подтвердил Уинстон. — Но я сообщу вам завтра, смогу ли приехать на ужин.
— Ну, если не завтра, то послезавтра, — настаивала графиня. — Ответа «нет» я не принимаю! Вы обязательно должны увидеть нашу очаровательную виллу, хотя, конечно, она не идет ни в какое сравнение с вашей!
— Как поживает ваша моторная лодка, Антонио? — спросил Уинстон. — Я вот только что получил своего нового «Нейпера-младшего».
— Ну и как он?
— Сегодня я его испробовал, и он показал себя молодцом, — отвечал Уинстон.
— Хватит вам болтать о моторных лодках, господа! — заявила графиня. — Поговорим лучше обо мне! Уинстон — это моя любовь, вы знаете, и я не потерплю его пристрастия к механическим игрушкам!
— Я, наверное, должен сказать вам, что вы выглядите сейчас лучше, чем когда-либо? — спросил ее Уинстон. — Мне кажется, именно это вы хотите от меня услышать?
— Ну конечно! — ослепительно улыбнулась графиня. — Вы просто несравненный мастер говорить женщинам комплименты, и, хотя… хотя все они, конечно, лицемерны, хочется верить вам!
— Как вы можете сомневаться в моей искренности! — воскликнул Уинстон.
— Да потому что ваши губы, ваши глаза изобличают вас во лжи, — ответила графиня. — Но я все равно верю в то, во что хочу верить, и я счастлива!
— Это замечательная философия, — заметил один из молчаливых итальянцев. — Думаю, стоит последовать вашему примеру.
— Попробуйте, — ответила графиня. Она игриво оглянулась на него и шагнула через открытую дверь на террасу. — О! Какой сад! — воскликнула она. — В нашем саду человек десять работают не покладая рук, но он, наверное, никогда не станет таким прекрасным, как ваш.
Уинстон вышел за ней следом, и теперь Марина могла хорошо рассмотреть их в свете, падающем из открытого окна.
Она видела модный силуэт платья женщины, бриллианты, искрами вспыхивающие у нее на шее и на запястьях, и было невозможно не заметить того соблазняющего движения, с каким графиня повернула голову к Уинстону.
Графиня быстро оглянулась — убедилась, что брат и его спутники не вышли вслед за ними, и, взяв Уинстона под руку, увлекла его от открытого окна — вдоль террасы — ближе к тому месту, где скрывалась Марина.
— Мне вас так не хватало, Уинстон, — сказала она ласковым голосом. — Я думала, вы приедете нынешней зимой в Рим. Когда вы не приехали, я молила Бога, чтобы нам встретиться в Монте-Карло, но и тут вы меня разочаровали!
— Вы должны простить меня, — ответил Уинстон, — но я ездил по делам в Индию и вернулся в Америку лишь недели две назад.
— А потом сразу приехали сюда. Почему?
— У меня была причина, — уклончиво ответил Уинстон, — и теперь, когда вилла вновь открыта, я жалею, что не был здесь так долго.
— Но ведь вы же будете теперь сюда приезжать, да и вообще — вы сейчас здесь! — воскликнула графиня. — Мы можем с вами встречаться!
— Ваш супруг сейчас с вами?
— Он во Флоренции, — ответила графиня. — Чем она и великолепна!
Она подняла к Уинстону свое лицо, и Марина поняла: она ждет, что он ее поцелует.
Марина неподвижно сидела в азалиях, совершенно зачарованная этой сценой. Уинстон — широкоплечий, с узкими бедрами (настоящий бог!) и графиня — с волосами, черными как вороново крыло, высоким гребнем поднимающимися над овальным лбом… Ее темные глаза, казалось, вспыхивали искрами, и Марина увидела, как графиня положила на плечо Уинстона свои длинные острые пальцы и тесно прижалась к нему.
Он посмотрел на окно гостиной.