— Только одно напутствие, — сказала миссис Харлоу. — Вам совсем ни к чему уродовать ваши волосы, мисс. Мы все восторгались ими, потому что они выглядят так естественно. Меня всегда раздражали все эти локоны и завитки, несмотря даже на то, что эта мода распространилась среди аристократок так же, как и среди актрис.
Последнее слово она произнесла с такой интонацией, что Минелла опять едва удержалась от смеха, но, напустив на себя серьезный вид, заметила:
— На сцене они выглядят очень красиво.
— Вот пусть там и остаются! — отрезала миссис Харлоу и сразу, словно испугавшись собственной грубости, принялась говорить о другом.
Спустившись вниз, чтобы попрощаться с Конни, Герти и Нелли, Минелла заметила, что они смотрят на нее какого странно.
— Ты не теряла времени даром! — сказала Нелли, целуя ее на прощание. — По-моему, ты поступила очень умно!
Минелла думала, что она имеет в виду ее поездку во Францию и ответила:
— Я всегда мечтала увидеть Средиземноморье.
— Надеюсь только, что это тебя не разочарует, — злобно сказала Герти. Конни быстро вставила:
— Мы все желаем тебе удачи, Минелла, дорогая, и я уверена, что графине ты понравишься. Его светлость говорит, что ей трудно читать, а у тебя красивый голос. Мой отец всегда так говорил.
— Постараюсь вспомнить, как он учил меня произносить по буквам все слова, которые мы не могли правильно написать! — улыбнулась Минелла.
Потом девушки и их кавалеры уехали, а Минелла долго махала им вслед.
Когда экипажи скрылись из виду, граф посмотрел на нее и сказал:
— Теперь нам нужно спешить. Поезд будет ждать нас через четверть часа.
Минелла ахнула и со всех ног побежала наверх.
Впрочем, оказалось, что ей уже нечего делать, потому что миссис Харлоу и Роза закончили упаковывать вещи, и три больших сундука ждали, когда придут лакеи и заберут их.
Еще тут были две шляпные картонки, сумочка для Минеллы и пара перчаток, которые, как она была совершенно в том уверена, стоили гораздо больше, чем еда, которую она могла съесть за неделю.
Туфли леди Сибиллы, к счастью, тоже оказались Минелле почти впору, хотя и были, как и сапожки для верховой езды, немного великоваты.
Но по крайней мере это было лучше, чем наоборот.
Наконец, надев очень симпатичную шляпку с ленточкой такого же цвета, как платье, Минелла взяла сумочку и попрощалась сначала с миссис Харлоу, а потом — с Розой.
— Поцелуйте за меня Эльспет, — сказала ома. — Если будет возможность, я привезу ей французскую куклу. Уверена, она ей понравится.
— Вы очень добры, мисс, — сказала Роза. — Я буду молиться, чтобы вы получили место компаньонки у ее светлости.
Минелла почувствовала себя слегка виноватой оттого, что молитвы Розы будут потрачены впустую, и вдруг подумала, что можно подвести выдумку и правду под один знаменатель.
Она сказала:
— Спасибо, Роза, и, пожалуйста, молитесь, чтобы я не наделала слишком много ошибок.
Граф ожидал ее в холле, и, хотя вслух он ничего не сказал, Минелле показалось, что ему нравится, как она выглядит.
На платформе их ждал слуга, и по их разговору с графом Минелла поняла, что это камердинер, который только что приехал из Лондона.
Поезд на Саутгемптон, пыхтя, медленно остановился у платформы. Для Минеллы и графа были заказаны два купе в первом классе, а для его камердинера — во втором.
Багаж был уложен, проводник взмахнул флажком, и поезд тронулся.
Сев напротив графа, Минелла взглянула на него горящими глазами и воскликнула:
— Какое захватывающее приключение! Граф улыбнулся ей.
— Да, по крайней мере это будет интересно, — сказал он. — Не сомневаюсь, что вы горите желанием познакомиться с генералом Китченером.
— Я читала в газетах о его победах, — ответила Минелла, — однако, хотя он и блистательный полководец, генерал представляется мне довольно странным и замкнутым человеком.
— Так и есть, — кивнул граф. — В то же время мне говорили, что, когда он проводил службу в честь генерала Гордона, по его щекам текли слезы.
Минелла была удивлена.
— Никогда бы не подумала, что такой человек способен плакать.
— Ручаюсь вам, что в подобные минуты плачут даже мужчины, — заметил граф. Минелла вздохнула.
— Я так мало знаю о людях, — сказала она, — потому что за всю мою жизнь у меня почти не было знакомых.
Она сказала, не подумав, и с опозданием сообразила, что граф должен считать ее артисткой, только что вернувшейся с гастролей.
А он, словно решив, будто она просто говорит то, что он хочет услышать, сухо сказал:
— Вы мне почти ничего не рассказываете о себе. Я не знаю даже названия пьесы, в которой вы играли в Бирмингеме.
Минелла подумала, что скоро не сможет выносить необходимости все время лгать. Кроме того, она была совершенно уверена, что наделает ошибок, и пробудит в графе подозрения.
После паузы она сказала:
— Мне кажется, было бы ошибкой теперь, когда я притворяюсь вашей женой, думать о том, что я делала… раньше. Мне всегда говорили — думай о себе в том качестве, в котором ты в данный момент пребываешь, и именно это я… пробую делать.
— Очень похвальная мысль!
В голосе графа явственно слышался сарказм, и Минелла почувствовала, что ее слова для него неубедительны.
Впрочем, в дороге они говорили в основном о вещах, не имеющих отношения к сцене.
Они говорили о лошадях графа, о его наследственной должности при дворе, о местах, которые он повидал, путешествуя за границей, и все это казалось Минелле чрезвычайно интересным.
Оказалось, что он совсем недавно вернулся из Индии, где гостил у своей сестры.
Он описал ей храмы, жару, обязанности своего шурина, который был в Индии вторым человеком после вице-короля.
— Мне хотелось бы съездить в Индию, — мечтательно сказала Минелла, — и попробовать изучить индуизм и буддизм. Это интереснее, чем просто разглядывать храмы и разговаривать с людьми.
— Вам самой не кажется странным ваш интерес к таким вещам? — спросил граф.
— Почему? — возразила Минелла. — В Англии мы христиане, но другие народы исповедуют другие религии, которые тоже стараются сделать человека лучше, и нам нельзя опираться только на догму.
Минелла говорила так, как могла бы говорить со своей матерью, которая всегда интересовалась подобными вещами.
Поскольку в этот момент она смотрена в окно, то не заметила скептического выражения, мелькнувшего в глазах графа. Поезд был нового типа, из тех, в которых есть коридор, и когда настало время второго завтрака, камердинер графа принес большую корзину, которую они захватили из замка.