Видя, что граф все досконально продумал, Минелла слегка успокоилась.
Только вернувшись в свою спальню после шумного ленча, на котором все много смеялись, она почувствовала, что сердце ее бьется так, словно у нее в груди трепещет тысяча бабочек.
Она понимала, что отправляется в безумное путешествие, которое может закончиться весьма плачевно.
Внезапно Конни, как ураган, ворвалась в комнату:
— Граф только что сказал мне, что, кажется, он нашел тебе работу. Звучит весьма респектабельно, и это как раз то, что тебе нужно!
— Возможно, я не понравлюсь его матери. Минелле пришло в голову, что после поездки в Египет ей придется вернуться к Конни и снова просить ее о помощи.
Поэтому было бы ошибкой выражать уверенность в том, что все сложится хорошо.
— Может быть и так, — уныло признала Конни. — Во всяком случае, попытка не пытка. Если не выйдет, всегда можно найти что-то другое. Как я тебе уже говорила, наш хозяин сумеет помочь тебе лучше, чем кто-либо еще.
— Я понимаю, что мне повезло, — тихим голосом произнесла Минелла. — И огромное тебе спасибо, Конни, что ты привезла меня сюда. Это были самые интересные дни в моей жизни!
На мгновение воцарилось молчание. Потом Конни сказала;
— Я рада, что тебе понравилось, но тебя никто не обидел?
При этом Конни пристально взглянула на Минеллу, словно думала, что та что-то скрывает.
— Нет, — немного растерянно ответила Минелла. — Кто мог меня обидеть?
— Вчера ты опять очень рано отправилась спать, — заметила Конни. — И граф ушел очень быстро.
Она говорила немного смущенно, и в то же время в ее голосе был какой-то намек, которого Минелла не понимала.
— Я устала, — объяснила она, — и думаю, что граф тоже. Утром мы ездили на лошадях, а я встала в восемь часов.
Конни обвела взглядом спальню и спросила:
— Ты не просыпалась мочью?
— Мет, ни разу, — сказала Минелла, — даже несмотря на то, что со мной спала дочка Розы. Конни недоверчиво взглянула на нее.
— Кто с тобой спал?
— Роза — это служанка… У ее сына режутся зубки, так что я взяла к себе ее старшую дочь, которой три года, чтобы Роза как следует выспалась. Она совсем не ворочалась, и мы отлично выспались!
Конни по-прежнему смотрела на нее так, будто не могла поверить в то, что услышала. Потом она отошла к окну и, выглянув наружу, сказала:
— Чистому все чисто! Я помню, как папенька заставлял нас переводить это на латынь, и я никак не могла справиться?
Минелла ничего не поняла, и спросила:
— Что ты будешь делать, Конни, если твои родители когда-нибудь узнают, что ты играешь на сцене?
— Что они будут делать! — парировала Конни. — расстроятся, конечно, но вряд ли сумеют меня уговорить отказаться от театра!
— Разумеется, нет, но…
— Никаких «но»! — перебила Конни. — Я наслаждаюсь каждой минутой. Я делаю то, что мне хочется, и всю жизнь буду благодарить твоего отца за то, что он представил меня Джорджу Эдвардсу.
— И теперь ты помогла мне, как обещала когда-нибудь помочь папеньке, — тихо сказала Минелла.
— Надеюсь, что так, — откликнулась Конни. — И еще я надеюсь, что, где бы он ни был, он одобряет то, что я сделала.
В ее голосе послышался отзвук рыдания, и Минелла сказала:
— — Не сомневаюсь в этом. Не тревожься, Конни. Я Могу сама о себе позаботиться. Конни рассмеялась сквозь слезы.
— Это уж точно! — сказала она. — И, может быть, все и впрямь будет хорошо.
Садясь в поезд до Саутгемптона, Минелла вновь подумала, что начинается самое захватывающее приключение в ее жизни.
С тех пор как граф сказал ей, что она должна ехать с ним в Каир, Минелла чувствовала себя так, словно попала в сказку, и все, что происходит вокруг — только чудесный сон.
Поднявшись наверх к миссис Харлоу, она поразилась переменам, произошедшим в ней.
До того миссис Харлоу смотрела на Минеллу с тем же скрытым презрением, как на Конни и на других хористок.
Но теперь она была сама приветливость и любезность.
— Его светлость сказал мне, что отвезет вас к своей матери, мисс, — сказала она. — Вам понравится ее светлость. Пока она жила здесь, ее все любили.
— Наверное, теперь вы скучаете без нее, — сказала Минелла.
— Конечно, скучаем, — согласилась миссис Харлоу. — Теперь вы можете переодеться в платье леди Сибиллы. Роза и другие служанки уже провожают гостей.
— Надеюсь, леди Сибилла не будет возражать, что вы даете мне ее платья, — сказала Минелла взволнованным голосом.
— Она будет счастлива, мисс! И они пойдут вам гораздо больше, чем те безвкусные тряпки, которые вы носили до этого.
Миссис Харлоу окинула пренебрежительным взглядом платье Минеллы, которое та собиралась снимать, и добавила:
— С вашей стороны, мисс, было очень любезно взять к себе маленькую Эльспет. Роза смогла отдохнуть, а отдых был ей просто необходим. Я едва поверила своим ушам, когда она рассказала мне, как вы были добры!
— Никаких хлопот девочка мне не доставила, — сказала Минелла. — Мы обе спали как убитые.
Ей показалось, что в глазах миссис Харлоу мелькнул немой вопрос, но Минелла не имела ни малейшего желания выяснять, в чем дело.
Сестра графа, которая, как выяснила Минелла, была замужем за новым губернатором Мадраса, покупала платья в самых дорогих магазинах на Бонд-стрит.
Все они были мягких пастельных оттенков и таких фасонов, которые всегда выбирала мать Минеллы.
— Наверное, — сказала Минелла немного нерешительно, — у леди Сибиллы такой же цвет волос, как у меня.
— Чуть потемнее, — ответила миссис Харлоу, — но кожа у нее такая же белая. Ее платья модны и в то же время «благопристойны», если вы понимаете, что я имею в виду.
Минелла едва удержалась от смеха, поскольку совершенно точно знала, что миссис Харлоу «имеет в виду».
Впрочем, она подумала, что вслух говорить об этом не стоит, и только поблагодарила миссис Харлоу за чрезвычайно изящные платья, которые Роза торопливо упаковала в большие дорожные сундуки.
Через несколько минут Минелла уже была одета в очень симпатичное дорожное платье из мягкого синего крепа с пелеринкой, обшитой атласом такого же цвета.
— Ма море может быть прохладно, — сказала миссис Харлоу, — и я велела уложить еще несколько толстых плащей и меховой жакет, который, я уверена, вам пригодится.
Минелла хотела возразить, что этого слишком много.
Мо потом она подумала, что если она возьмет с собой мало вещей, то графу будет стыдно за нее на приемах.