В пасмурный день они были серые, как дождевые облака, а если зрачки сильно расширялись, казались темными, почти фиолетовыми.
«Жалко, что у меня не голубые глаза, как у Конни», — подумала Минелла.
Потом она вгляделась в свой маленький прямой нос, изгиб губ, и решила, что выглядит очень, очень юной.
«Похоже, ответственной должности мне никто не доверит», — вздохнула она и задумалась, есть ли способ придать себе более взрослый вид.
Прическа у нее была самая простая.
Тогда в моде были длинные пышные локоны, и девушки гордились, если им удавалось создать на голове живописное сочетание волн и завитков, Минелла знала, что они немилосердно жгут волосы горячими щипцами для завивки или спят в папильотках.
Однако ей совершенно не нужно было прибегать к подобным ухищрениям, потому что ее длинные, до талии, волосы вились от природы.
Поскольку ей было слишком хлопотно изобретать прически, когда она была занята хозяйством, тем более что жили они вдвоем с отцом, Минелла просто расчесывала волосы, как ее учила мать, сто раз проводя по ним щеткой.
После этого она закручивала их в узел на затылке, закапывала шпильками и до конца дня больше о них не вспоминала.
Отец Минеллы обращал особое внимание на прическу дочери, когда они вместе отправлялись на верховую прогулку.
— Терпеть не могу нерях на лошади, — неоднократно повторял лорд Хейвуд.
Чтобы уж наверняка не давать ему повода для недовольства, Минелла не только использовала множество шпилек, но еще и надевала сеточку для волос.
Ее волосы были не такие яркие, как у Конни, чтобы сразу же бросаться в глаза, но оттенка более нежного, как у первых рассветных лучей.
Иногда они отливали серебром, словно их коснулся лунный свет, а на солнце вспыхивали мягким золотом спелых колосьев или первоцветов, по весне выглядывающих из-под листьев живых изгородей.
— Может, я и похожа на леди, — сказала Минелла своему отражению в зеркале, — но только на очень скучную, и я сомневаюсь, что в Лондоне кто-нибудь посмотрит дважды на маленькую «деревенскую мышку».
Потом, словно даже этот суровый приговор самой себе не в силах был ее опечалить, она рассмеялась.
Едва ее смех прозвучал в пустой комнате, все лицо Минеллы преобразилось.
Ее глаза засияли, и она сразу же стала, хотя и не отдавала себе в этом отчета, очень соблазнительной. В ней было то же несомненное, хотя и трудно поддающееся описанию обаяние, каким обладал ее отец.
Только у него это было обаяние Пана, а у Минеллы — обаяние феи, которая, как думала в детстве Минелла, живет в саду среди цветов.
Это было обаяние столь же простое, как у деревьев в лесу, как у туманов над ручьем, как у звезд, которые мерцали по ночам в ее окне.
Звезды всегда манили ее, потому что мать Минеллы однажды рассказала ей, что родила ее в полночь в канун Нового года.
Почти сразу после того, как она появилась на свет, отец открыл окно и, взяв новорожденную дочь на руки, долго слушал колокольный звон, медленно плывущий в ночной звездной тиши.
— Я помню, — вспоминала мать Минеллы, — что глядя на тебя и твоего отца, моя душенька, в свете звезд, рассыпанных по всему небу, я думала, как мне повезло, что два самых чудесных существа на земле принадлежат мне!
— Я хочу потрогать звезду и взять ее в руки, — однажды сказала Минелла, когда была совсем маленькой девочкой.
— Нам всем этого хочется, — с улыбкой ответила ее мать. — И, может быть, дорогая, когда-нибудь тебе это удастся.
«Я должна верить, — сказала себе Минелла, — что я рождена под счастливой звездой, а то, во что человек верит, непременно сбудется».
Именно в этот миг она приняла решение.
Это была дерзость, и никогда прежде ничего подобного ей в голову не приходило.
Но ей показалось, что она слышит голос отца:
— Кто не рискует, тот не пьет шампанского!
— Я поеду в Лондон, — решила она. — Я встречусь с Конни и попрошу, чтобы она помогла мне ради папеньки.
Когда Минелла вслух, хотя и для самой себя, произнесла эти слова, она осознала, что это решение очень важное, и к тому же довольно пугающее.
И все-таки рискнуть стоило, тем более что какова была альтернатива?
Только покорно ехать в невыразимо скучный Бат к тете Эстер.
Минелла приехала в Лондон, и хотя поездка была утомительно долгой, ей все же удалось в пути немного вздремнуть.
Минелле надо было разобрать вещи, принадлежавшие ей самой, ее матери и отцу. Она трудилась до изнеможения, и накануне отъезда у нее не было сил даже горевать. Она повалилась в кровать и уснула как убитая.
Минелла устроила в саду костер из всего, что подлежало уничтожению, а остальное упаковала в старые дорожные сундуки, которые нашла на чердаке.
Фермер, живущий по соседству, всегда хорошо относился к ее отцу и любезно согласился взять на хранение те вещи, которые Минелла не собиралась брать с собой.
— Они будут спокойно лежать под крышей сарая, — сказал он, — в целости и сохранности.
— Жаль только, что я не могу сохранить усадьбу, — вырвалось у Минеллы.
— Да, деревня будет уже не та без его милости. Как он скакал тут галопом с таким видом, словно весь мир у него в кармане!
Минелла невольно рассмеялась.
Это описание как нельзя лучше подходило ее отцу, и как бы они ни были бедны и как бы много счетов ни осталось неоплаченными, ее отец всегда не только производил впечатление богатого человека, но и всем своим видом подчеркивал, что жизнь — на редкость забавная шутка.
Таким отношением к жизни он умел заразить других, и Минелла не удивлялась тому, что Конни называла его «лорд Света и Смеха».
Несколько странно было только то, что она обращалась к нему так, словно была с ним знакома довольно близко, но Минелла знала, что Конни всегда была склонна «к излиянию чувств».
Мать Минеллы считала, что леди не должны себе такого позволять, и часто учила дочь, что нужно быть сдержанной.
— Лучше, душенька, — мягко говорила она, — не выплескивать все свои чувства, но при этом быть способной на сочувствие, теплоту и, конечно же, понимание.
— Это так трудно, маменька.
— Отнюдь, — отвечала ее мать. — Мне бы хотелось, чтобы твои манеры соответствовали твоей внешности.
Минеллу тогда удивили эти слова. Она не совсем понимала, что мама имеет в виду.
Теперь, вспоминая об этом, она думала, что мама, как и лорд Хейвуд, считала, что Минелла выглядит как истинная леди и должна вести себя соответственно.
Минелла знала, что ее мать родом из очень почтенного ирландского семейства, которое, хоть и не отличалось богатством, вело свое происхождение от ирландских королей.