И поэтому, возможно, люди не станут принимать Ингрид.
И она знала, что Кэрты вряд ли ее простят. Но, с другой стороны, как говаривала ее няня, время лечит все раны.
Старшее поколение, возможно, сочтет нужным по-прежнему карать Ингрид за ее грехи.
Но более молодое поколение примет Ингрид как маркизу Голстонскую, хотя бы потому, что ее муж очень богат и знатен.
Лоретта порывисто наклонилась и взяла руки Ингрид в свои:
— Я буду от всей души молиться, Ингрид, чтобы к тебе пришла вся полнота счастья, какой ты заслуживаешь.
— Но я счастлива! — ответила Ингрид с вызовом. — И все-таки я не хочу, чтобы ты допустила ошибку. Мою величайшую ошибку я допустила, когда в семнадцать лет позволила выдать меня замуж за человека втрое меня старше!
— Ну хотя бы в последнем я не могу обвинить папу, — улыбнулась Лоретта.
— Это правда, — сказала Ингрид. — И все-таки твое положение было бы почти таким же, как мое.
— Но почему? — спросила Лоретта.
— Потому что большинство французских аристократов — и Фабиан не явится исключением — предпочитают оставлять жен в деревне рожать и растить детей, пока сами они развлекаются в Париже с красавицами, которые сделали Париж предметом зависти — или неодобрения, что зависит от точки зрения, — всего цивилизованного мира.
Лоретта засмеялась:
— Я знаю, что думают о столице Франции наши родственники. Особенно с тех пор, как тут поселилась ты.
— Можешь не продолжать! — сказала Ингрид. — Я прекрасно представляю, что они говорят! Но что касается Фабиана, меня тревожат не только парижские соблазны. Она тяжело вздохнула:
— Я боюсь, любовь моя, что он разобьет твое сердце, как разбил стольким женщинам!
— Я все понимаю, — ответила Лоретта. — Вот почему я решила, что, раз он, как ты говоришь, современный Казанова, папа не заставит меня выйти за него.
Она добавила голосом, ставшим более глубоким от нахлынувших на нее чувств:
— Я ведь была бы невыносимо несчастной, пока не встретила бы кого-нибудь вроде твоего обаятельного маркиза.
Ингрид вскрикнула от ужаса.
— Как ты можешь даже думать о подобном, когда еще не вышла замуж? — спросила она. — Мне выпала удача, огромная удача, так как Хью не похож на большинство англичан, и свершилось чудо: он любит меня всем сердцем, всей душой и правда не жалеет ни о чем, что считал нужным и важным до встречи со мной.
Ее голос смягчился.
— Я ведь знаю, что на его месте любой другой английский джентльмен тосковал бы по охоте на птиц осенью, по лисьей травле зимой, а главное — по своим клубам, в которых мог бы встречаться с друзьями по школе и университету! Она помолчала.
— Если Хью и думал о чем-либо подобном, он ничем этого не показал. Но пойми, я все время нахожусь на грани, все время думаю о той минуте, когда он впервые пожалеет, что позволил себе настолько нарушить законы света, связав свою судьбу с замужней женщиной.
Все это время Ингрид говорила так трогательно, что Лоретта нежно обняла ее и поцеловала, прежде чем сказать:
— Я люблю тебя еще больше за твою откровенность, и я все-все поняла. А потому ты должна помочь мне, чтобы я не оказалась в твоем положении.
Ингрид прижала ладонь ко лбу.
— Я думала, думала, думала, как это сделать, и, хотя это нарушает все приличия, мы с Хью решили, что лучше всего тебе познакомиться с Фабианом в несколько компрометирующей обстановке.
— О чем ты говоришь? — спросила Лоретта с некоторым страхом.
— Собственно говоря, он сегодня завтракает у нас.
— Сегодня?! — вскрикнула Лоретта.
— Да, — ответила Ингрид. — Хью хотел под каким-нибудь предлогом отклонить его визит, но я подумала, что нет смысла тебя прятать. Сплетни облетают Париж мгновенно, и, если мы не будем крайне осторожны, скоро все узнают, что у нас гостит очень молодая и красивая девушка.
— Так что же делать? — с тревогой спросила Лоретта.
И ей представилось, что Ингрид отсылает ее в отель или еще куда-нибудь, где она будет совсем одна. Ей стало страшно.
— А вот что, — медленно сказала Ингрид. — Нам придется превратить тебя из geune fille в женщину примерно моего возраста и замужнюю.
Лоретта уставилась на нее широко открытыми глазами, и она продолжала:
— Ты выглядишь очень юной, но если оденешься, как одеваются дамы-модницы, и чуть подкрасишься, насколько принято в Париже, полагаю, Фабиан не заподозрит, что ты не та, за кого мы тебя выдадим.
С легким смешком Ингрид добавила:
— Одно безусловно: он никак не подумает, что может встретить чистую и невинную английскую юную девицу в доме известной графини Уикской.
— Но если я буду считаться замужней, — спросила Лоретта, — что мне говорить о моем муже?
— Во всяком случае, как можно меньше, — ответила Ингрид. — Раз он англичанин, то, следовательно, невнимателен и глуп и предпочитает охоту и прочие мужские развлечения тому, чтобы проводить время с женой. Не то бы он не отпустил тебя в Париж одну. Пожалуй, нам следует намекнуть, но очень тактично, что у твоего мужа есть… другие интересы, кроме тебя.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Лоретта. — Какие другие интересы?
Ингрид поняла, что ее юная кузина слишком наивна, чтобы уловить скрытый смысл ее слов, и сказала поспешно:
— Ну, во-первых, охота, лошади, во-вторых, и, конечно, он мог бы несколько… увлечься красивой актрисой.
— А! Вот что! — воскликнула Лоретта. — Прекрасная мысль, и она объясняет, почему я здесь одна.
— Именно! А теперь, любовь моя, вставай-ка, и мы займемся твоим превращением в ту, чью роль тебе предстоит играть.
Она встала, а Лоретта подбежала к окну и выглянула наружу.
— Я в таком волнении, что я в Париже, — сказала она. — И маркиз или не маркиз, а я хочу хоть немножко познакомиться с тем, что делает Париж самой замечательной столицей в мире!
— Сейчас, когда зацвели каштаны, он очень красив, — заметила Ингрид. — Ну конечно, любовь моя, ты должна его посмотреть. Я хочу, чтобы у тебя остались приятные воспоминания об этой поездке вопреки всем тревогам из-за маркиза.
Затем, словно решив, что они потратили достаточно времени на разговоры, она принялась энергично командовать Лореттой, будто готовя ее к выходу на театральные подмостки.
«Но так, собственно, и есть, — подумала та. — Ведь мне надо быть хорошей актрисой, чтобы меня не разоблачили!»
Пока Лоретта принимала ванну, Ингрид ушла к себе в спальню и оделась.
Вернулась она со своей горничной, которая несла несколько платьев.
— Для начала, — сказала Ингрид, — я одолжу тебе свои туалеты. Но если ты решишь снова увидеть Фабиана, тебе придется купить несколько самых новых и оригинальных моделей. Париж всегда настолько опережает в модах весь мир, что ты сможешь носить их в Англии, если не в этом, то в следующем году.