Она замолкла, тяжело дыша. Лицо ее излучало ярость, щеки стали мокрыми от слез… но она не могла сказать, что ей плохо.
«Билл! Где Билл?»
Рози внезапно обернулась, уверенная, что уж в этот раз его точно не будет, но Билл ехал за ними. Он помахал ей рукой. Она ответила и снова повернулась, чувствуя, как возвращается спокойствие.
— Да, Рози, устроила ты нам проповедь. Черт возьми, ты имеешь полное право слегка сойти с ума. Но…
— О да, это я сошла с ума, все верно.
— …но незачем думать, что он испортил нам день.
Рози растерянно заморгала.
— Что? Но как они смогут продолжать? После…
— А как ты могла продолжать после того, как он столько раз избивал тебя?
Рози всего лишь покачала головой, не понимая. — В некоторой степени это можно считать проявлением терпимости, — сказала Герт. — Отчасти обыкновеннейшее упрямство, не стану отрицать. Но прежде всего, Рози, мы хотим показать миру наше лицо. Мы хотим доказать, что нас не так-то легко вывести из себя. Думаешь, подобное происходит впервые? Ха-ха. Норман худший из всех, но далеко не первый. А что ты делаешь, когда на пикнике появляется скунс и забрызгивает все вокруг своей зловонной жидкостью? Ты ждешь, пока ветер не развеет вонь, и продолжаешь веселиться. Именно это и происходит сейчас в Эттингер-Пиере, и дело совсем не в договоре, который мы подписали с «Индиго Герлс». Мы продолжаем, чтобы доказать прежде всего самим себе: никто не сможет кулаком вышибить из нас жизнь… наше право на жизнь. Конечно, некоторых уже и след простыл — думаю, Дана Клайн со своими пациентками возглавила ряды беглецов, — но остальные будут веселиться до конца. Мы не успели еще отъехать от больницы, как Консуэло и Робин отправились назад в Эттингер.
— Молодцы ребята, — вставил с переднего сиденья лейтенант Хейл.
— Как вы позволили ему уйти? — набросилась на него с обвинениями Рози. — Господи, вы хоть знаете, как ему удалось скрыться?
— Ну, если придерживаться истины, не мы его упустили, — мягко поправил ее Хейл. — Промашка на совести службы безопасности Эттингера; к тому времени, когда прибыли первые полицейские городского управления, вашего мужа и след простыл.
— Как мы выяснили, он отнял у мальчика резиновую маску, — вступил в разговор Густафсон. — Большую, которая надевается на всю голову. Натянул ее и смылся. Должен сказать, что ему крупно повезло.
— Ему всегда везло, — с горечью в голосе заметила Рози. Они въезжали на стоянку перед зданием полицейского участка; Билл не свернул вслед за ними. Рози повернулась к подруге. — Ладно, можешь отпустить мою руку.
Герт поддалась на ее уловку, и кулак Рози тут же грохнул о дверцу. В этот раз она здорово ушибла руку, но какой-то только что родившейся части ее самосознания боль доставила странное удовольствие.
— Ну почему он не хочет оставить меня в покое? — повторила она свой вопрос, ни к кому не обращаясь. И все же услышала ответ. Ей ответил чувственный низкий голос, прозвучавший в глубине ее разума.
«Он не будет твоим мужем. Он не будет твоим мужем, Рози Настоящая».
Она опустила голову, глядя на свои руки, и увидела, что они покрылись гусиной кожей.
3
Его разум снова воспарил — выше, выше и прочь, как пела когда-то эта рыжая сучка Мэрилин Макку — очнувшись, обнаружил, что пытается втиснуть «темно» на очередной пятачок стоянки. Он не мог понять, где находится, но подумал, что, скорее всего, приехал в подземный гараж в половине квартала от «Уайтстоуна», где уже
оставлял машину. Наклоняясь, чтобы рассоединить провода зажигания, он увидел датчик уровня топлива в баке, и кое-что показалось ему довольно интересным: стрелка упиралась в правый край шкалы. Значит, во время провала сознания он заезжал на заправку. Но почему он это сделал?
«Потому что на самом деле я останавливался не ради бензина», — ответил Норман самому себе.
Он снова подался вперед, намереваясь глянуть на себя в зеркало заднего вида, но вспомнил, что оно валчется на полу. Подняв его, он поднес зеркало к лицу. На него уставилась распухшая в нескольких местах физиономия в ссадинах и кровоподтеках; огромное количество следов, свидетельствовавших о недавней драке, но крови не было. Следовательно, пока служащий заправки заливал бак его «форда», он смыл кровь в туалете заправочной станции. Что ж, в таком виде он уже может появляться на улице — во всяком случае, если удача не изменит ему, — и это хорошо.
Рассоединяя провода зажигания, он задумался на мгновение, определяя, который сейчас час. Узнать неоткуда; он не носил часов, никто не догадался установить их на вшивеньком «форде», и даже спросить не у кого. Да, впрочем, так ли это важно? Какое…
«Нет, — мягко произнес знакомый голос. — Совершенно неважно. Время не должно тебя волновать».
Он опустил голову и увидел маску быка, уставившуюся на него со своего места на резиновом коврике перед пассажирским сидением: пустые глаза, всезнающая сморщенная улыбка, идиотские украшенные цветами рога. Ему тут же захотелось надеть ее. Глупо, конечно, он испытывал отвращение к цветочным веночкам на рогах, еще сильнее ненавидел дебильную улыбку счастливого кастрата… но, как знать, возможно, маска принесет ему удачу. Разумеется, на самом деле она не разговаривает, все это фокусы его сознания, однако без нее он наверняка не смог бы выбраться из Эттингер-Пиера. В этом никто не сомневается.
«Ну хорошо, хорошо, — подумал он, — viva el toro» и наклонился, чтобы поднять маску с пола.
Затем, казалось, без малейшего перерыва в происходящем он шагнул вперед и, обхватив руками талию блондинки, сдавил ее сильно-сильно-сильно, чтобы девушка не смогла набрать в грудь воздуха и закричать. Она только что появилась из двери с табличкой «ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА» толкая перед собой тележку, и он подумал, что, наверное, прождал здесь некоторое время, но это неважно, совершенно неважно, потому что они опять возвращаются за дверь с табличкой «ДЛЯ ОБСЛУЖИВАЮЩЕГО ПЕРСОНАЛА», только вдвоем, — Пэм и ее новый друг Норман, viva el toro.
Она дергалась и вырывалась, пытаясь ударить его ногой, и некоторые удары приходились в кость голени, но он их почти не чувствовал, потому что она была обута в мягкие кроссовки. Он освободил одну руку, без труда придерживая ее другой, закрыл за собой дверь и запер на задвижку. Быстро огляделся, убеждаясь, что они одни. Суббота, предвечерний час, самая середина уик-энда, здесь должно быть пусто… и действительно, в подсобке никого не было. Узкая и длинная комната с небольшим рядом шкафчиков для одежды в дальнем конце. В подсобной комнате царил удивительный запах — аромат выстиранного и наглаженного белья, пробудивший у Нормана воспоминания о днях стирки в родительском доме, когда он был еще совсем маленьким.