— Добро пожаловать в Академию Марты Грэм, сынок, — сказал президент с фальшивой улыбкой продавца витаминных добавок.

И когда я наконец перестану быть сынком? подумал Джимми.

Не сейчас. О, отнюдь не сейчас.

— Молодчина, Джимми, — сказал потом отец на вечеринке в саду и ткнул Джимми кулаком в плечо. На папином идиотском галстуке с крылатыми свиноидами красовалось липкое соевое пятно. «Только не надо меня обнимать», — про себя взмолился Джимми.

— Милый, мы так тобой гордимся, — сказала Рамона, которая вырядилась, будто абажур в дешевом борделе, в платье с глубоким вырезом и розовыми оборками. Джимми видел такое платье на «ПолномГоляке», но тогда в нем была восьмилетняя девочка. Сверху грудь Рамоны над поддерживающим лифчиком была усыпана веснушками — загорает не в меру, — но Джимми это теперь особо не волновало. Он уже ознакомился с тектоникой поддерживающих устройств для молочных желез у самок млекопитающих, а степенность Рамоны казалась ему отвратительной. Несмотря на коллагеновые инъекции, у Рамоны появились морщинки в уголках рта, биологические часы тикали, как она сама любила говорить. Скоро ей понадобится «КрасоТоксик», средство «НооКожа» — «Избавьтесь от морщин навсегда, для работников скидка 50 %» — плюс, лет через пять, скажем, Полное Погружение в Фонтан Молодости, который напрочь сдирает весь старый эпидермис. Рамона поцеловала Джимми куда-то мимо носа, оставив след от ярко-вишневой помады; он чувствовал этот след, будто велосипедное смазочное масло на щеке.

Рамоне дозволялось говорить «мы» и целовать его, потому что она официально стала его мачехой. Его родную мать развели с отцом заочно, поскольку она «оставила семью», потом отметили, так сказать, фальшивую свадьбу. Маме насрать с высокого минарета, думал Джимми. Ей все равно. У нее теперь свои приключения, рискованные, не имеющие ничего общего с этими унылыми праздниками. Он несколько месяцев не получал от нее открыток — последняя была с драконом Комодо и малазийской маркой и, разумеется, вызвала очередной визит КорпБезКорпа.

На свадьбе Джимми упился в хлам. Прислонился к стене и глупо лыбился, пока счастливые новобрачные резали торт. Только Натуральные Компоненты, возвестила Рамона. Кудахтающие квочки на яйцах. Рамона готовилась вот-вот родить ребенка, он оправдает все надежды, которых не оправдал Джимми.

— Кому какая разница, — прошептал он себе под нос. Все равно он не хотел, чтобы у него был отец, не хотел быть отцом, не хотел иметь сыновей или быть сыном. Он хотел быть самим собой, одиноким, неповторимым, самобытным и самодостаточным. С сегодняшнего дня он будет свободен от иллюзий, станет делать что захочется, обрывать зрелые плоды с древа жизни, надкусывать их, высасывать сок, выкидывать кожуру.

До комнаты его дотащил Коростель. Джимми уже помрачнел и еле передвигался на своих двоих.

— Отсыпайся, — сказал Коростель, как водится, доброжелательно. — Я тебе завтра позвоню.

И вот теперь Коростель блистал на выпускном, его просто распирало от собственных достижений. Хотя нет, не распирало, поправляет себя Снежный человек. Хотя бы тут надо отдать ему должное. Коростель никогда не был тщеславен.

— Поздравляю, — выдавил Джимми. Довольно просто: на этом сборище только он давно знал Коростеля. Еще на выпускном был дядя Пит, но он не в счет. К тому же он старался держаться от Коростеля подальше. Может, понял наконец, кто пользовался его интернет-счетами. А мать Коростеля умерла за месяц до выпускного.

Это был несчастный случай — так утверждалось. (Никто не хотел говорить «саботаж» — это плохо влияет на бизнес.) Наверное, она порезалась в больнице — хотя, сказал Коростель, скальпелями она не пользовалась, — или поцарапалась, или, может, потеряла бдительность и сняла перчатки, а потом ее коснулся пациент, носитель инфекции. Это не исключено: она грызла ногти, на пальцах были, что называется, чрескожные точки входа. Так или иначе, она заразилась каким-то активным вирусом, который перемолол ее, как газонокосилка. Трансгенетический стафилококк с хитрым геном миксоамеб, сказал один ученый, но когда им удалось определить, что это, и начать предположительно эффективное лечение, мать Коростеля уже лежала в Изоляторе и быстро превращалась в комок слизи. Коростелю не разрешили с ней повидаться — никому не разрешили, всё делали роботы, как с сырьем для ядерных реакторов, — но он мог посмотреть на нее через стекло.

— Впечатляюще, — сказал Коростель. — Из нее пена выходила.

— Пена?

— Ты когда-нибудь посыпал слизняка солью?

Джимми сказал, что никогда.

— Ладно. Ну, как если зубы чистишь.

Предполагалось, что мать Коростеля скажет ему последние слова в микрофон, но случился какой-то сбой, поэтому он видел, как шевелятся ее губы, но слов разобрать не мог.

— В общем, все как всегда, — сказал Коростель. И прибавил, что мало потерял: от нее все равно уже нельзя было добиться ничего связного.

Джимми не понимал, как Коростель может так спокойно все это воспринимать — это ужасно, ужасна одна мысль о том, что Коростель наблюдал, как его мать буквально разлагается. Джимми бы так не смог. Но, возможно, Коростель притворялся. Сохранял достоинство — в противном случае он бы его лишился.

«Благочашка»

После выпускного Джимми пригласили на каникулы в «Лосятник», охраняемую зону отдыха «Здравайзера», на западном берегу Гудзонского залива, где вся элита Компаунда спасалась от жары. У дяди Пита имелось там славное местечко — это дядя Пит так говорил, «славное местечко». Вообще-то оно напоминало бордель в мавзолее — каменная кладка, огромные кровати с вибромассажем, в каждой ванной биде — хотя сложно представить, что дядю Пита это все интересует. Джимми не сомневался: его пригласили только затем, чтобы дядя Пит не оставался один на один с Коростелем. Дядя Пит в основном торчал на поле для гольфа, а оставшееся время — в горячей ванне, так что Джимми с Коростелем могли делать все что заблагорассудится.

Скорее всего они бы вернулись к компьютерным играм, снаффу и порнухе на государственные деньги, чтобы расслабиться после экзаменов, но тем летом как раз начались кофейные войны, и Джимми с Коростелем следили за развитием событий. Война началась из-за нового трансгенетического кофе «Благочашка», который разработала дочерняя компания «Здравайзера». Прежде кофейные зерна вызревали в разное время, их собирали вручную, обрабатывали и продавали маленькими порциями, а на кофейном кусте «Благочашки» все зерна вызревали одновременно: кофе можно было выращивать на огромных плантациях и убирать с помощью техники. Все маленькие фирмы, которые выращивали кофе, прогорели и вместе с сотрудниками были обречены на нищету.

Началось глобальное сопротивление. Вспыхивали восстания, мятежники жгли посевы, разносили кафе «Благочашки», машины сотрудников компании взрывались, их самих похищали, в них стреляли снайперы, их забивали до смерти неистовствующие толпы; крестьян, в свою очередь, уничтожала армия — точнее, армии, поскольку в конфликте участвовали несколько стран. Но какую страну ни возьми, солдаты и мертвые крестьяне походили друг на друга как две капли воды. Все какие-то пыльные. Удивительно, сколько пыли поднимается во время таких событий.