Петербург русский город — и потому там раньше всего взрывается то, что бродит во всей русской культуре. Тут выражается то, что хотели бы выразить в словах и деяниях все россияне.
В основном в Санкт-Петербурге развивался «русский европеизм». Но родился в нем и русский анархизм, и коммунизм, и русский нацизм. Родилась «беспредметная живопись», движения митьков, битников и много еще всякой глупости. В нем всегда рождалось то, чем было беременно массовое сознание. Петербург порой напоминает мне комнату, исполняющую желания, — из «Сталкера» Андрея Тарковского.
Санкт-Петербург — это социоприродный феномен; построили его люди, почти такие же, как мы. Но построенное сразу начало жить автономной жизнью феномена. Так обретает собственную судьбу статуя, картина или книга. Так начинает жить своим умом «сделанный» нами ребенок.
Великий город стал городом русской модернизации — потому что русские в XVIII–XIX вв. этого очень хотели. Об этом говорили и думали, этому хотели посвятить жизнь. А город усиливал желания, помогал облекать неясные мечтания в слова, превращал еле проговоренные намерения — в поступки.
Осмелюсь напомнить: и отдельным людям, и культурам, сталкиваясь с Санкт-Петербургом, надо знать: это явление, находящееся вне контроля человека. Санкт-Петербург — явление, не зависящее от наших желаний или нашей воли и лишь в малой степени постигаемое нашим разумом.
Петербург сохранит главное в своей судьбе, останется месторазвитием, если сохранит свое внутреннее ландшафтное многообразие. А Петербург ухитрились создать так, что утрата этого многообразия ему практически не угрожает. Сказалась в этом гениальность Петра, заложившего город именно здесь, именно с такими городами-сателлитами? Гениальность, которую он сам в себе постигнуть был не в состоянии? Так сказать, считал, что делает одно, а его природный гений вел к совершенно иному? Может быть, и так. Но с тем же успехом можно предположить и гениальность Трезини, Квасова или Кваренги. Или Екатерины II. Или случайность. Или Промысел. Может быть, глубоко не случайно указывает перстом в пасмурное питерское небо ангел на Александрийском столпе. Над этим стоит поразмыслить.
Если когда-нибудь Санкт-Петербург населит другой народ, с другой культурой — и тогда Санкт-Петербург останется месторазвитием. Какие идеи будут реализовываться в нем, какие стремления и к чему овладеют его обитателями — об этом можно только догадываться.
В историю России Петербург вошел как город, несущий совершенно определенный комплекс идей. Читатель вправе как угодно относиться к идеологии «русской Европы», к идее европеизации России, но именно эти-то идеи в Петербурге и проявляются. И даже шире: Петербург — вечное месторазвитие идей личной свободы, независимости, индивидуализма. Эти идеи выражаются, мягко говоря, на разном уровне: от идей либеральной интеллигенции конца XIX века до митька, в пьяном угаре бормочущего свое «дык…».
В 1990-е годы Петербург предстал «криминальной столицей» России. Спорить не буду — очень может быть, что и столица. Ведь то, чем беременно массовое сознание, обязательно должно проявиться и в Петербурге. Петербург просто обречен на положение лидера в российской культуре, и уж коли пошла волна криминализации — как же ему остаться в стороне?!
Но еще в большей степени Петербург — культурная столица России. И в еще большей степени — русская Европа.
Почему?
Почему именно эти идеи?
Почему именно они так сильны в Петербурге?
Попытаемся понять еще и эту сторону жизни Петербурга — причем тоже с позиций географии и других естественных наук.
Все, чем мы живем поныне,
В древнем городе-дворце
Расцветало в правде линий,
В тайне книг, в узоре чисел;
Человек чело там высил
Гордо, в лавровом венце!
В. Брюсов
Ночь, улица, фонарь, аптека,
Бессмысленный и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века, —
Все будет так. Исхода нет.
Умрешь — начнешь опять сначала,
И повторится все, как встарь:
Ночь, ледяная рябь канала,
Аптека, улица, фонарь.
А. Блок
Термин «урочище культуры» почти так же экзотичен, как «антропогенное урочище». Но ведь любое антропогенное урочище создается носителями определенной культуры, и уж наверное, не вопреки представлениям и идеям носителей этой культуры.
До сих пор я пытался показать, почему город оказывает на людей такое огромное воздействие и почему он стал… тем, чем он стал в русской истории. Но из всего сказанного вытекает — будь на его месте любой другой город, в том числе город китайский, польский, ацтекский или шведский, этот город тоже был бы особенным, исключительным городом и тоже играл бы в истории весьма необычную роль. Но это был бы другой город; другое урочище совсем другой культуры.
Он занимал бы другое место в пространстве другой страны, другой империи, а дома и их ансамбли строились бы по другой культурной традиции, и их воздействие на человека было бы все же иным.
Санкт-Петербург — это урочище русской культуры. Санкт-Петербург — это антропогенное урочище, организованное носителями русской культуры для своего обитания. Но и не только для обитания: городское урочище создается культурой и для того, чтобы выразить свои представления и идеалы, продемонстрировать их; чтобы оказывать воздействие на всякого, кто обитает в нем или находится в нем. Как бы ни были важны городские урочища для жизни человека, для выполнения каких-то важных функций (производство, наука, культура и т. д.) — это еще и преобразованные уголки планеты, создаваемые как образцы, как воплощение идеала, как место для воспитания.
Исследования В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, Д. С. Лихачева и многих, многих других показывают — в урочище культуры воплощены в зрительных образах, визуализированы идеальные представления его создателей. Именно эти идеи, воплощенные в камне, воспринимаются нами и любыми другими «потребителями».
Любое антропогенное урочище — это урочище культуры. Не только Стрелка Васильевского острова, но и околица деревни Мордоплюево вполне заслуживает этого названия.
Вопрос, какое из этих урочищ играет большую роль в культуре. Каждая народная культура знает некий набор наиболее значительных культурных урочищ из великого множества «своих». Это урочища-символы, урочища-репрезентанты. В них идеальные ценности и представления носителей этой культуры воплощены наиболее полно. В таких урочищах культурно осмысленные переживания человека особенно интенсивны, а человек в них переживает состояния, формирующие его душу и делающие его человеком с определенной культурной принадлежностью.