И гвардия вполне могла осуществить задуманное — посадить на престол «свою» претендентку.
А кроме гвардии были и международные силы, всерьез заинтересованные в том, чтобы посадить Елизавету Петровну на отцовский престол.
Брауншвейгская династия во внешней политике ориентировалась на Австрию. А Российская империя, нравилась она кому–то или не нравилась, была весьма значительной державой, и пренебрегать ею не стоило. Тем более что в Европе шло к большой войне…
Время было очень неспокойное — поднимались новые державы, до этого времени второстепенные — Российская империя и Пруссия. Традиционная вражда Англии и Франции поставила эти державы на грань нешуточной войны из–за колоний. Начали складываться новые международные союзы, и далеко не безразлично было: какую позицию займет Российская империя, с кем она сблизится?
Пруссия дружила с Францией против Австрийской империи. Если Российская империя будет дружить с Австрией, против Пруссии и Франции окажется мощный кулак. Если к союзу присоединится еще и Британия, то это совсем плохо! А вот если Российская империя сблизится с Францией, это очень усилит позиции и Пруссии тоже… Главное — оторвать ее от Австрии!
С этой целью и надо посадить на престол императрицу, которая сможет и захочет сблизиться с Францией, разорвав союз с Австрийской империей… Ведь Австрийская империя исповедовала католицизм, а Пруссия — лютеранство; Анна Леопольдовна и особенно ее муж ориентировались на католическую Германию.
А если читатель перечитает письмо де ла Шетарди Нолькену, он убедится — хотя бы у некоторых государственных деятелей Франции был план и подлее, и круче, — мол, Российская империя при Елизавете возвратится в дремотное состояние и будет себе жить спокойно, за пределами цивилизации…
В начале 1741 года Елизавета с помощью Лестока входит в сношения с маркизом де ла Шетарди: ей нужны в первую очередь деньги! Маркиз охотно ссужает Елизавету, хотя дает и не так много, как она просит. А главное, вовлекает её в переговоры и со шведским послом Э.М. Нолькеном. Потому что, по мнению де ла Шетарди, Елизавете необходимо помочь извне: например, если Швеция победоносно продвинется, захватит Петербург… Тогда и посадит Елизавету на престол, и все дела!
Швеция, конечно же, преследует свои цели… Свои. Например, оттяпать у Российской империи территории, отошедшие к Российской империи по Ништадтскому миру 1721 года…
Елизавета категорически против того, чтобы давать любые территориальные обещания. Может быть, тут важны и патриотические чувства, но и помимо них Елизавета прекрасно понимает: ей не простят ревизии Ниш–тадтского мира! На чем держится ее репутация, на чем делается ее политическая карьера? На трех китах:
— она дочь Петра Великого, продолжательница его дел;
— она патриотка, враг иноземного засилья;
— она лучший друг гвардии.
И все эти три козыря не будут стоить совершенно ничего, если она согласится отдать завоеванное Петром! Тем более если Елизавету посадят на престол иноземные оккупанты, особенно шведы.
К тому же Елизавета совсем не уверена, что шведы так уж непременно победят и войдут в Петербург с барабанным боем. Шетарди презирает Россию и русских, он уверен, что стоит начать военные действия, и всё решится чуть ли не само собой… Елизавета вовсе не уверена в этом. Опять же — слепой патриотизм тут или неплохой расчет, лучше, чем у де ла Шетарди, ослепленного русофобией?
Но Елизавета и не отказывается от иноземной помощи, в том числе и от помощи шведов! Она предлагает свои варианты: а что, если шведское правительство заявит, что шведская армия перешла границу только с одной целью — помочь России избавиться от власти временщиков? Это можно! Ведь Елизавета подсказывает шведской стороне прекрасное оправдание агрессии, да к тому же очень унизительное для России.
А если в шведской армии будет находиться «голштинский чертушка», законный наследник престола Петр, герцог Голштинский? И это можно! Пусть себе находится, оправдывает своим присутствием явное вторжение и агрессию…
Так что шведы идут во всем навстречу Елизавете, но как тут насчет встречных обязательств? А вот тут–то Елизавета начинает тянуть, вилять, всячески затягивать переговоры. В конце концов она так и не ставит своей подписи под обязательствами! Так, устно соглашается, став императрицей, отдать какие–нибудь территории… Какие конкретно? Посмотрим…
Вот тут–то Шетарди и шлет Нолькену письмо, с которого мы начали эту главу. И Швеция выступает, летом 1741 года объявляет войну Российской империи! Широко оповещено, что в составе шведской армии находится наследник русского престола, герцог Голштинский, а на русской территории распространяются листовки от имени шведского главнокомандующего генерала Левенгаупта. В листовках говорилось, что шведская армия вошла в русские пределы с одной целью:
«получить удовлетворение за многие неправды, причиненные шведской короне иностранными министрами (курсив мой. — А. Б.), господствовавшими над Россиею в прежние годы, а вместе с тем для освобождения русского народа от несносного ига и жестокостей, которые позволяли себе оные министры».
Вероятно, Швеция и так начала бы эту войну, но ведь получается — Елизавета все–таки получает иностранную помощь! Победят шведы — сажают ее на престол. Проиграют — а она тут при чем?!
Но в оценке мощи шведского оружия права была Елизавета, а не Шетарди! Шведская армия потерпела сокрушительное поражение при Вильямштранде; такое сокрушительное, что кампания, по существу, этим и окончилась.
Елизавета пришла к власти не на шведских штыках, но не забудем — и такого пути к власти она вовсе не исключала. А французское золото весьма помогло ей — в числе всего прочего щедро одаривать гвардейцев и тем самым быть у них еще популярнее…
Не забудем об этом, когда дворянство множеством умильных голосов расскажет нам — какая Елизавета замечательная, великолепная, честная, патриотичная!
Очень пикантная деталь — слухи о перевороте, который готовит Елизавета, пошли по Петербургу уже с осени 1740 года. За год до решающих событий!
В следственных материалах Тайной канцелярии полным–полно сведений о тайных беседах и гвардейцев, и придворных, и «разных чинов людей» об упадке страны при немецких временщиках, о забытых заветах Петра Великого, о золотой русской старине, которая и то лучше нынешнего срама.
В июне 1741 года был даже донос, что в Летнем саду к Елизавете подбежали несколько гвардейцев:
— Распоряжайся нами, матушка!
— Тише, тише, неразумные, — остановила их Елизавета, — вы погубите и меня, и себя! Ещё не время!
Такого рода доносы несколько раз получала Анна Леопольдовна, и поразительны нерешительность правительницы и герцога Антона, их неуверенность в себе. Никаких ответных действий! И это при том, что они и Миниха боялись, и Елизаветы Петровны и следили за ней.