– Мама умрет? – тоненьким голоском спросила Пип, и Мэтт затаил дыхание, ожидая ответа врача.
– Мы надеемся, что нет, – ответил тот, глядя в глаза девочке. – Все возможно, конечно… ранения достаточно тяжелые. Но раз уж она перенесла операцию, значит, организм у нее крепкий. Она молодчина, твоя мама. Крепкий орешек! Ты не бойся – мы сделаем все, что можем, честное слово.
– Аминь! – шумно выдохнул Боб, молясь про себя, чтобы Офелия выкарабкалась.
Пип опустилась на стул, словно ее вдруг перестали держать ноги, и застыла. Впрочем, ни Мэтт, ни остальные тоже не собирались никуда уходить. Так они молча просидели почти до полудня, когда в приемную заглянула сестра и шепотом сказала, что им можно подняться в отделение интенсивной терапии. Уже на пороге им стало жутковато – через стекло, которое отделяло их от Офелии, были видны мониторы, по экранам которых бежали извилистые зеленые линии, и бесчисленное множество проводов, тянувшихся к ним от кровати. За экранами мониторов следили трое врачей в белых халатах, а саму Офелию под многочисленными трубками и бинтами почти невозможно было разглядеть. Землистого цвета лицо ее пугало. Она не открыла глаз, даже когда Пип с Мэттом подошли к ее постели.
– Я люблю тебя, мамочка, – прошептала малышка, прижавшись к Мэтту, который, отвернувшись, чтобы не заметила Пип, смахивал слезы.
Он понимал, что должен держаться – хотя бы ради нее, – но сейчас ему хотелось одного: взять Офелию за руку, прижать ее к губам… отдать свою жизнь, если понадобится, лишь бы она осталась с ними! Впрочем, для нее делалось все возможное. Но за то время, что они стояли возле нее, Офелия так и не пришла в себя.
Вскоре сестра напомнила им, что пора уходить. Услышав это, Пип молча отвернулась, и по щекам ее хлынули слезы. Ее терзал страх, что теперь она потеряет и мать. Кроме Офелии, у нее никого не оставалось. И вдруг, словно почувствовав ее отчаяние, Офелия открыла глаза и посмотрела на Пип, а потом перевела взгляд на Мэтта… улыбнулась, словно чтобы порадовать их, и снова закрыла.
– Мамочка! – Голос Пип зазвенел, отражаясь от стеклянных стен бокса. – Ты меня слышишь?
Офелия слабо кивнула. Единственное, что у нее не болело, – голова. Дышала она через кислородную маску.
– Я люблю тебя, Пип, – прошептала она. И перевела взгляд на Мэтта.
По его лицу она сразу же поняла все, что он хотел ей сказать. Последнее, о чем она успела подумать, прежде чем провалиться в небытие: «Мэтт был прав». И потом ее вдруг словно засосало в черную дыру. Теперь он стоял тут, лицо у него было злое, и Офелия догадалась, что он взбешен. Немного удивившись тому, что они вдруг оказались тут вместе с Пип, она решила, что скорее всего дочь позвонила ему.
– Привет, Мэтт, – успела прошептать Офелия, прежде чем снова погрузиться в забытье.
Когда Пип с Мэттом вышли, в глазах у обоих стояли слезы, но теперь они означали радость и облегчение. У них появилась надежда.
– Ну как она? – набросились на них остальные, едва они появились на пороге. К тому времени как Пип с Мэттом вышли, они уже совсем извелись от беспокойства, а заметив их мокрые от слез лица, окончательно пали духом. Первое, что пришло им в голову, – Офелии уже нет в живых.
– Она разговаривает. – Пип, захлюпав носом, вытерла глаза.
– Разговаривает?! – Боб был потрясен. – И что она сказала?
– Что любит меня. – Пип просияла. Но всем им, даже ей, было ясно, как хрупка вероятность того, что Офелия выживет.
Боб с Джеффом и Милли вернулись в Центр, пообещав, что к вечеру, перед своим обычным дежурством, непременно зайдут узнать, как дела. Нужно было заехать домой и хоть пару часов поспать. После того, что случилось ночью, в Центре решили устроить совещание – обсудить вопрос о безопасности членов их команды. Нападение на Офелию потрясло всех без исключения. Боб и Джефф уже заявили, что с этого дня ни шагу не сделают без оружия, благо разрешение у них имелось, и Милли их поддержала. Но главное, что волновало участников совещания, – вопрос, можно ли брать добровольцев на ночные дежурства. Большинство считали, что нельзя. Однако для Офелии было уже слишком поздно думать об этом.
Мэтт с Пип просидели в госпитале до вечера. Им еще дважды позволили повидаться с Офелией. Правда, в первый раз она спала, а во второй, похоже, страдала от сильной боли. Врач посоветовал уйти, сказав, что введет ей обезболивающее. Все это время Мэтт безуспешно пытался уговорить Пип съездить домой, принять душ, переодеться и хоть часок поспать. Но она согласилась, только убедившись, что мать после укола тоже крепко спит. Мэтт отвез ее домой, и обезумевший от радости Мусс кинулся к ним, бешено виляя хвостом. Мэтт поджарил им тосты и сделал яичницу. На автоответчике были два сообщения – оба от учителей Пип, которые выражали ей сочувствие в связи с несчастьем. Скорее всего Элис, перед тем как уйти, сообщила им, что произошло. На столе лежала записка – Элис просила Пип непременно позвонить, если ей что-нибудь понадобится. Кроме того, она пообещала, что вечером обязательно зайдет прогулять Мусса.
Пока жарилась яичница, Мэтт вывел истомившегося пса прогуляться, а потом они с Пип уселись за стол. Выглядели они оба ужасно – словно уцелевшие после кораблекрушения, подумал про себя Мэтт. Пип так устала, что почти не могла есть. Да и Мэтту кусок не лез в горло.
– Может, поедем? – беспокойно предложила Пип. В страхе, что, пока ее нет, что-то может случиться с матерью, она даже поесть толком не могла – крутилась на стуле, не сводя с Мэтта умоляющих глаз.
– Погоди, давай хотя бы примем душ, а? – предложил он. Поспать немного им тоже не помешало бы. Днем им удалось по очереди немного подремать, но Мэтт считал, что этого мало – по крайней мере для Пип.
– Я не хочу спать, – упрямо набычившись, заявила она, и Мэтт уступил. В конце концов они сошлись на том, что примут душ, а потом отправятся в госпиталь и пробудут там до утра. Мэтт больше не пытался спорить. Честно говоря, сердце у него тоже было не на месте. Он прогулял Мусса, и через полчаса они вместе с Пип уже сидели на диванчике возле отделения интенсивной терапии.
Сестра сказала им, что к Офелии приезжали ее коллеги из Центра. К сожалению, она спала; впрочем, она и сейчас все еще спит. Мэтта это не удивило – когда он звонил в последний раз, ему сказали, что состояние Офелии пока еще критическое. Не успела Пип сесть на диван, как моментально провалилась в сон. Мэтт облегченно вздохнул. Усевшись возле нее, он гадал, что будет с Пип, если спасти Офелию не удастся. Ему невыносимо даже думать об этом, но реальность происходящего заставляла все учитывать. Что ж, если удастся, он оформит опекунство над девочкой. Тогда она останется жить у него, в коттедже… нет, лучше он снимет квартиру в городе. Перебирая в голове различные возможности, одна из которых была печальнее другой, Мэтт вдруг увидел спешившую к ним сестру. Напряженное выражение ее лица испугало Мэтта, и сердце его ухнуло в пятки.