– Откуда вы… ты знаешь, как меня зовут?
– А спрашивала, – объяснила Арина, так понизив голос, что стало ясно: спрашивала – не у людей…
– Спрашивала? Ну и что тебе обо мне сказали, кроме имени? – поддержал игру Волковской.
– Сказали, что сила в тебе сильная, какой ты сам в себе не знаешь. И велели принять тебя в ученье.
Волковской понял, что игры закончились, лишь когда Арина рывком, мгновенно преодолев разделявшее их расстояние, оказалась возле него. Оплели его крепкие ласковые руки, овеяли травным дурманом волосы…
– За ученье плату ни золотом, ни серебром не беру, – шептала Арина между поцелуями. – Беру – любовью…
До Измайлова Виктор и Юра добрались без задержек и приключений. Пробок в это время дня было мало, заметно обезлюдевшая на лето Москва, казалось, даже реже зажигала красный свет в светофорах, стремясь облегчить жизнь автомобилистам.
– А вот и наше место назначения, – сообщил Юра, когда его машина свернула со Щелковского шоссе. И пропел на известный мотив: – Сиреневый бульвар пред нами проплывает…
Указанный в базе данных дом отыскали быстро. К удивлению Волошина, это оказался обшарпанный панельный муравейник постройки семидесятых годов, откровенно не элитное жилье. Странно. Он был почти уверен, что Вера обитает в доме поприличнее – судя по одежде и аксессуарам, эта женщина не нуждалась в средствах…
– Похоже, вот этот подъезд. – Виктор указал на неплотно прикрытую полинялую дверь. – Останови где-нибудь здесь и подожди меня.
– Я с вами пойду, – произнес Юра тоном, не терпящим возражений.
Волошин не стал с ним спорить. Всем своим обликом дом на Сиреневом мало напоминал места, где респектабельному джентльмену можно появляться без охраны.
Внутри все выглядело еще более непривлекательно, чем снаружи. Домофона тут не было и в помине, старый кодовый замок не работал, лифт оказался сломан, и подниматься на шестой этаж пришлось пешком, вдыхая по дороге соответствующие обстановке ароматы и любуясь грязными стенами с сакраментальными надписями в духе «Анька дура», «Виктор Цой жив!» и даже «Катюшка + Светик = любовь» – именно в такой вот, нетрадиционной интерпретации. Но Волошину на все это было наплевать. Он считал, что самое главное – разыскать Веру, все остальное решится потом. В том числе и «квартирный вопрос». Владелец агентства недвижимости уж как-нибудь сумеет подыскать для любимой женщины подходящее жилье в нормальном доме. А еще лучше – поселит ее у себя…
На полутемной площадке, где, по его расчетам, находилась нужная квартира, их поджидало неожиданное препятствие. На полу, прямо у двери, которую они искали, сидел, привалившись к стене, человек. Судя по всему, он спал – запрокинув голову, прикрыв глаза и некрасиво разинув большой рот, из которого доносилось хриплое дыхание. Волошин с брезгливостью поглядел на бомжа и попытался обойти его, но это было не так-то просто.
– Позвольте мне, Виктор Петрович! – раздался из-за спины голос охранника.
Юра деликатно отодвинул своего босса в сторону, наклонился над спящим и воскликнул:
– Эге, шеф!.. Да это ж наш старый знакомый!
Теперь и Волошин узнал лежащего. Им оказался тот самый человек, который набросился на Веру в клубе, угрожал ей разоблачениями, требовал ответа на свои непонятные вопросы и вообще кричал что-то невразумительное, странное, дикое… Виктор повнимательнее присмотрелся к спящему. Тот действительно смахивал на бомжа, поскольку выглядел не лучшим образом: грязный, оборванный, взлохмаченный, многодневная щетина на щеках… Но при этом, как сумел заметить Волошин, костюм на нем, хоть и испачканный, помятый и порванный в нескольких местах, стоил (конечно, в лучшие свои времена) не одну тысячу долларов. На левой руке бродяги красовались часы известной швейцарской фирмы; стоптанные, давно не видевшие щетки туфли и рубашка, точнее, то, что от нее осталось, тоже явно были куплены не на Черкизовском рынке. Отметив все это, удивленный Волошин переключил внимание на лицо незнакомца, и в мозгу точно что-то щелкнуло.
«Черт бы меня побрал, а я ведь его действительно знаю! Я точно видел его раньше, еще до клуба!.. Вот только вспомнить не могу… Вроде бы нас даже знакомили, на какой-то презентации, что ли? Или он был нашим клиентом? Нет, вряд ли, скорее просто где-то на тусовке пересекались… Блин, как же его зовут?! И что он тут делает – в таком виде?»
Тем временем охранник уже тряс спящего за плечо, приговаривая:
– Ну, чего ты разлегся тут, дай пройти…
Ответная реакция незнакомца ошеломила их обоих. Лежавший открыл глаза и, увидев их, весь задрожал, забился, зашелся в истеричном, не по-мужски визгливом крике.
– Не трогайте меня! – орал он, брызгая слюной, отталкивая их от себя и вцепившись в Верину дверь так, как будто в ней была его последняя надежда на спасение. – Я все равно не уйду отсюда! Я должен ее увидеть, должен узнать… Я знаю, она там, она просто боится встретиться со мной… Открой мне, гадина! Открой же!
«Он совсем спятил! Он болен, наверняка болен!» – с ужасом думал Волошин, наблюдая, как этот странный человек исступленно молотит кулаками по старому коричневому дерматину. Юра же, сперва остолбеневший так же, как и его шеф, пришел в себя быстрее, чем можно было ожидать, и, крепко встряхнув незнакомца за плечи, рванул его в сторону от квартиры, по направлению к лестнице. Тот дико озирался, кричал, пробовал вырываться, тянул дрожащие руки к двери, из-за которой так и не донеслось ни звука; потом, захлебываясь, принялся лепетать что-то жалостное, обращаясь к Волошину и отчаянно жестикулируя; и наконец обмяк в крепких Юриных тисках и заплакал настоящими, большими, тяжелыми слезами… Еще мгновение – и охраннику удалось-таки стащить его вниз по лестничному пролету. Вскоре заплетающиеся шаги, ругательства и стоны донеслись до Виктора уже с нижних этажей, затихая по мере продвижения к выходу из подъезда и становясь все глуше, печальнее и невероятнее.
Волошин тряхнул головой, словно пытаясь отогнать наваждение. Провел рукой по глазам, в которые точно песок насыпали, решительно шагнул к вожделенной двери – и замер рядом с ней, будучи не в силах протянуть руку и достать до звонка, не в состоянии забыть только что бесновавшуюся здесь фигуру и прогнать из памяти образ кричащего, плачущего, так странно знакомого ему человека. Бессвязный, невнятный лепет сумасшедшего, доносившийся теперь уже с улицы сквозь растворенные окна лестничной клетки, отвратительно действовал и на самого Виктора; ему отчего-то стало душно, муторно, даже тяжело стоять на ногах. Наконец, перестав вслушиваться в эти звуки, пересилив себя, он все же нажал на кнопку звонка, откликнувшегося неожиданно приятной серебристой трелью, и замер в тревожном ожидании, на несколько минут весь обратившись в слух. Но тщетно – из-за двери не раздавалось ни звука, ни малейшего шороха, ни намека на движение. В отчаянии Виктор надавил кнопку второй раз, потом еще и еще. И только минут через десять, окончательно убедившись, что в квартире никого нет, он наконец оставил свои попытки и понуро побрел вниз по лестнице.