Но, как бы я ни был разочарован, а заботиться о вверенной тебе душе надо. И я делал это, хотя, быть может, и не слишком старательно. Но моя Даная, очевидно, родилась под счастливой звездой. Шло время, она подрастала, успешно минуя те трудности, с которыми сталкивались ее сверстники. В семье царили мир, покой и благополучие. Ей всегда хватало денег на красивые платья и воскресные развлечения. Что еще надо молодой барышне? Будущее казалось чудесным. Но это, как сказали бы люди, внешняя сторона медали. А внутреннюю видел только я.
Иногда мне даже не верилось, что она – это та самая девочка, которую я берег с младенчества. Куда подевалась ее смешливость, интерес к искусству, любовь к близким? Нет, в поведении она по-прежнему была мила и очаровательна, но ее мысли… Она ложилась спать, думая о деньгах, и просыпалась, мечтая о дорогих украшениях.
«Откуда это в ней? – гадал я. – Ладно бы недоедала в детстве, но ведь ее семья всегда была очень обеспеченной!»
Впрочем, у людей это бывает довольно часто: из жизнерадостного, добродушного и наивного ребенка получается хмурый, нудный и расчетливый взрослый. Наверное, это все оттого, что их земная жизнь коротка и мысль о скором переходе в другой мир мешает им видеть в каждом новом дне то, что называется счастьем. Встанут с утра, и начинаются охи да ахи, ссоры по пустякам, обиды. Зачем? Все пройдет, год сменится годом, народятся новые дети, старики уйдут на покой, и их души обретут новые пристанища. Смешно такой короткий период земной жизни превращать в выяснение, кому достанется наследство, или, еще смешнее – рядиться, кто последний раз возился с грязными тарелками. Не знаю, конечно, может, на их месте и я вел бы себя подобным образом: не все ведь верят в другую жизнь, вот и нервничают. То-то для многих бывает сюрпризом переход в мир иных ценностей, где они, оглядываясь на прошлую жизнь, недоумевают, сколько времени было потрачено впустую, на суету и бессмысленные переживания, какими мелкими заботами и пустыми хлопотами наполняли они земную жизнь…
Но я снова отвлекся. А моя подопечная тем временем росла, радуя родных и пугая меня. В декабре тысяча девятьсот шестнадцатого года ей исполнилось пятнадцать лет. У людей это называется «круглая дата». Не знаю, почему круглая, но день рождения человека в такие годы отчего-то празднуется особенно пышно. Так было и в семье Данаи. В то время страна, где она жила, уже участвовала в войне, но семейному празднику это не помешало, ведь бои были далеко, а именинница – вот она. Не лишать же ее удовольствия. Праздник удался на славу. Какое там подавали угощение, сколько позвали нарядных гостей, какие устроили веселые игры и задорные танцы! Конечно, не обошлось и без подарков. Каждый гость вручил имениннице какую-нибудь премилую вещицу, но самый лучший презент она получила от своих родителей. Я даже онемел на миг, когда увидел такое великолепие.
В прямоугольной коробочке, обитой зеленым бархатом, аккуратно покоились шахматные фигуры. Но какие!
Тридцать две миниатюрные статуэтки величиной с женскую ладонь, каждая из которых была когда-то искусно выточена из кости неизвестным мастером. Если взять фигурку в руки и поднести к солнцу, отполированная поверхность начинала играть, блестеть, переливаться. Даже я, повидавший райские красоты, был в неописуемом восторге. Да и без солнца фигурками можно было любоваться бесконечно – настолько тонко, продуманно и изящно была проработана каждая деталь. Ладьи напоминали башни старинных замков, ферзи и короли выглядели как царственные особы, коней изображали вооруженные всадники, роль пешек играли фигурки воинов. И при этом в башнях был намечен каждый камень, короны были украшены драгоценными камнями, одежды высоких особ ниспадали легкими складками, гривы и хвосты лошадей точно развевались по ветру. Каждая человеческая фигурка застыла в особой позе, живой и естественной, и ни одна не повторяла другую. Даже лица и те были как настоящие. Особенные, ни на кого больше не похожие, у одной фигурки лицо выражало задумчивость, у другой коварство, у третьей растерянность, у какой-то отчаянную решимость биться до конца. Словом, передо мной и Данаей появилось настоящее произведение искусства.
– Это очень старая семейная реликвия, – поведал Данае отец. – Моей бабушке эти шахматы подарила ее прабабушка в день свадьбы, а ей…
Моя подопечная вежливо улыбалась, но совсем не слушала. Ей не были интересны семейные предания, она прикидывала, сколько стоит чудо, которым она теперь обладает. И сколько оно будет стоить через десять лет, а сколько через двадцать…
– Береги эти шахматы, дорогая, – продолжал отец, не замечая алчного взгляда единственной дочки. – Время сейчас неспокойное, идет война, не знаешь, что будет завтра… Но я надеюсь, твои внуки и правнуки тоже увидят эту красоту.
– Ах, папа! – Даная бросилась к нему на шею и звонко расцеловала. – Спасибо тебе большое! Какие дивные шахматы!
Да, подарок пришелся кстати, но совсем не потому, что был семейной реликвией. Даная быстро поняла, что набор фигурок многолетней давности стоил целое состояние.
С того вечера девочка словно заболела своими шахматами. Могла весь вечер просидеть, рассматривая фигурки, гладить их, даже разговаривать с королями и ферзями. Тридцать две статуэтки стали для нее символом небывалого, фантастического богатства.
«Я ведь могу их продать, – размышляла она, – и купить на эти деньги…»
Далее следовал целый список. Но Всевышний, какими же приземленными и скучными были ее фантазии! Наряды, дача, драгоценности, велосипед, автомобиль… Последний ей особенно хотелось, хотя, на мой взгляд, это совсем не дамская игрушка. Мне даже кажется, Даная не слишком хорошо представляла себе, как с ним обходиться. Однако она не раз слышала рассказы отца, который за три года до ее рождения побывал на какой-то необыкновенной выставке в Париже, длившейся аж три недели. (Я тоже слышал этот рассказ не раз и не два, и, признаться, мне он порядком надоел. Но что же делать, если от какой-то выставки у человека столько впечатлений? Впрочем, история запомнилась и потом пригодилась – я рассказал ее маленькому Алеше. Он сохранил ее в памяти и так полюбил, что несколько раз использовал ее в своих статьях в автомобильном журнале, а позже в одном из романов.) Так вот, на этой самой выставке отец Данаи впервые увидел удивительный автомобиль, управляемый не рычагом, а рулевым колесом. Даная даже запомнила название марки. «Панар-Левассор» или что-то в этом роде. С тех пор прошло много лет, сейчас все автомобили были с этими самыми колесами, но ей хотелось иметь тот – первый. Наверняка он стоит безумных денег. Еще лет через двадцать его можно будет продать с аукциона. И купить… Мысли начинали течь по второму кругу. Этот автомобиль был для нее таким же символом богатства и удачи, как подаренные шахматы. И таким же источником будущего дохода.
Кто-то наслаждается, слушая музыку, кто-то – делая научное открытие, а кто-то посвящает свою жизнь другому человеку и этим счастлив. Ну а моя Даная находила необъяснимое удовольствие, пересчитывая деньги и прикидывая стоимость тех вещей, которые можно на них купить. Набор старинных шахмат был пропуском в желанную жизнь. Почему, спросите вы, она не относилась так же, например, к картинам, висевшим на стенах в гостиной (а среди них были очень неплохие, уж я-то разбираюсь в живописи после лет, проведенных рядом с талантливым художником), или к саксонскому сервизу на двенадцать персон, занимавшему почетное место в горке? Я этого не знал. Могу только предположить, что для людей, чьей страстью являются деньги, очень важно назвать какие-либо ценности коротким словом «мое». И не когда-нибудь, когда родители покинут этот мир и богатая обстановка достанется в наследство, а сейчас же, немедленно. Что толку ходить по дому, трогая, например, антикварный туалетный столик или великолепную диадему из маминой шкатулки, если не можешь всем этим распоряжаться? А шахматный набор – вот он. Лежит перед Данаей, изумляя красотой тончайшей работы. И принадлежит ей.