– Она в порядке, Дафф.
Он всегда над ней подтрунивал, потому что Дафна уж очень торжественно каждый вечер стояла у кроватки Эми, любуясь золотокудрой девчушкой, которая была так на нее похожа. И если та засыпала слишком быстро, Дафна прикладывала палец к ее носику, чтобы убедиться, что она дышит.
– Хоть сегодня не беспокойся. Она в порядке.
Дафна вяло улыбнулась и через минуту засопела в уютных объятиях Джеффри. Она так спала несколько часов, пока ей не приснился сон о прошлом. Они стояли у водопада, все трое, она, Джеффри и Эми, и звук низвергающейся воды был таким громким, что нарушил ее сон, но было и еще что-то – запах древесины, который настойчиво лез в нос, и наконец она зашевелилась под боком у Джеффри, кашляя, открыла глаза, чтобы избавиться от сновидения, и, глядя в дверь их спальни, обнаружила, что шум воды, разбудивший ее, был ревом пламени и что напротив их спальни была стена огня.
– Джефф!.. Господи, Джефф!
Дафна вскочила с постели, ошеломленная и растерянная, а он только слабо пошевелился, когда она трясла его и кричала:
– Джефф! Эми!
Он проснулся и моментально понял, что произошло. Вскочил с кровати и голый бросился к двери спальни. Дафна устремилась за ним с расширенными от ужаса глазами, но пламя заставило их отступить.
– Господи, Джефф, ребенок!
Ее глаза слезились от едкого дыма и обыкновенного страха, но он повернулся к ней и, крепко обняв ее за плечи, прокричал сквозь рев пламени:
– Перестань, Дафф! Огонь в гостиной. Мы вне опасности, и она тоже. Я сейчас ее возьму, и все будет в порядке. Укройся одеялом и беги как можно скорее вниз по лестнице к входной двери. Я возьму из кроватки Эми и побегу за тобой. Бояться нечего! Ты меня поняла?!
Говоря это, Джефф завертывал ее в одеяло, его движения были быстрыми и проворными. Он подтолкнул ее на площадку этажа, где была их спальня, и отчетливо произнес ей на ухо:
– Я люблю тебя, Дафф. Все будет хорошо.
Он сказал это без тени сомнения и потом бросился к двери спальни Эми, в то время как Дафна спускалась по лестнице, стараясь не паниковать, зная, что Джефф спасет Эми, он всегда заботился о них... всегда... всегда... Она повторяла это снова и снова, медленно спускаясь по лестнице и оглядываясь, но дым становился все гуще, и она едва могла дышать, она чувствовала себя так, словно плыла вслепую в едком дыму, и вдруг за ней раздался взрыв, но, когда она его услышала, он прозвучал далеко, и она вновь оказалась в своем прежнем сновидении, стоящей у водопада с Эми и Джеффом, и вдруг подумала, не привиделся ли ей и огонь.
Она успокоилась, когда поняла, что это был... всего лишь сон... всего лишь сон... она вновь засыпала и чувствовала рядом Джеффа... потом сквозь сон она услышала голоса, а потом раздалось странное завывание сирены... вновь тот знакомый звук... тот звук... и свет, пробивающийся к ней сквозь туман...
– Миссис Филдс, – произнесли голоса, – миссис Филдс... – И тогда свет стал слишком ярким, она очнулась в незнакомом, пугающем месте, и ее охватил ужас; не в силах вспомнить, как она сюда попала и почему, она всюду искала Джеффа... не понимая, где сон, где явь... на ее руках и ногах были бинты, и толстый слой мази на лице, и доктор смотрел сверху вниз на нее с отчаянием, а она кричала:
– Нет, НЕТ! Не мой ребенок!.. Не Джефф!!! НЕ-Е-ЕТ...
Дафна Филдс крикнула надломленным страдальческим голосом, вспомнив, когда она прежде видела этот яркий свет, после пожара... Очнулась она рождественским утром. Сестра дневной смены отделения интенсивной терапии прибежала и застала ее, дрожащую, со слезами на глазах и лицом, искаженным всплывшей болью.
Она очнулась так же, как тогда, ощущая ту же пронизывающую муку. Все было как тогда, девять лет назад, в ту ночь, когда Джефф и Эми погибли в огне.
Барбара Джарвис приехала в Ленокс-Хилл через два часа после того, как ей позвонила Лиз Ваткинс. Лиз нашла телефон Джарвис в справочнике, когда пришла домой, и Барбара сразу приехала, потрясенная сообщением. Было девять часов утра, и в отличие от сестры, во всем накрахмаленном, проводившей ее в холл, Барбара Джарвис выглядела так, словно не спала всю ночь. Она поздно легла, да еще новость о случившемся потрясла ее до глубины души. По телефону ее уведомили о том, что Дафна Филдс находится в отделении интенсивной терапии больницы Ленокс-Хилл и что она может навещать ее, но не более пятнадцати минут через каждый час, и просили сообщить, какие родственники имеются у пациентки. Позвонив, Лиз Ваткинс задалась вопросом, приедет ли секретарша и какая она. По телефону она говорила не особенно любезно, не поблагодарила Лиз за звонок и даже с каким-то подозрением отвечала на вопросы. Лиз предположила, что она странная особа, и сестра, которая встретила посетительницу в регистратуре, наверняка бы с этим согласилась. Она была если не странной, то, во всяком случае, не особенно приветливой, и о Дафне спрашивала неприятным, покровительственным тоном. Судя по ее вопросам, она страдала разновидностью паранойи, и это вызывало у сестры чувство раздражения. Она хотела знать, сообщено ли прессе, навещал ли кто-нибудь мисс Филдс, появилось ли ее имя в каком-либо центральном реестре и знает ли персонал, кто она, мисс Филдс, такая.
– Да, некоторые из нас знают. – Сестра посмотрела на нее. – Мы читали ее книги.
– Возможно. Но здесь она не пишет. Я не хотела бы, чтобы мисс Филдс беспокоили. – Барбара Джарвис имела свирепый вид: внушительный рост, темные волосы, собранные в узел, в глазах глубокая озабоченность. – Вам понятно? Из какой бы газеты ни позвонили, никаких комментариев, никаких сообщений, никаких рассказов. Мисс Филдс – человек с именем и в данной ситуации имеет право, чтобы ее не беспокоили.
Дежурная сестра не замедлила огрызнуться:
– В прошлом году у нас лежал губернатор Нью-Йорка, мисс... – Она так ужасно устала, что не могла даже вспомнить фамилию этой особы, ее так и подмывало назвать ее мисс Битч [4] . – И он пользовался полной конфиденциальностью, пока был здесь. То же будет с мисс Филдс.
Но было очевидно, что темноволосая амазонка, стоящая перед ней, не верила ни единому ее слову. Она была полной противоположностью своей работодательнице, миниатюрной, хрупкой, нежной и светловолосой.
– Каково ее состояние?
– С тех пор как вы позвонили, перемен не было. У нее была тяжелая ночь.
Искорки беспокойства вспыхнули в глазах Барбары Джарвис:
– Она очень страдает от боли?
– Не должна. Ей обеспечен хороший уход, но сказать трудно. – Сестра раздумывала, может ли Барбара пролить хоть какой-то свет на тот загадочный бред, который был у Дафны минувшей ночью. Когда она вновь взглянула на Барбару Джарвис, ее голос смягчился: – У нее была действительно тяжелая ночь.