Санек взял портрет двумя руками. Крепко прижал к груди. И вот, на тебе — та же тетка взяла да и поставила его самым первым, во главе похоронной процессии. Оказывается, так уж полагается.
— Да я дороги не знаю, — пытался отказаться Санек.
Невысокий лысый мужчина в дубленке, державший ручку каталки с гробом, вполголоса подсказал:
— Прямо по аллее, потом за краном поворот направо, дальше я скажу. Не торопитесь только. Здесь скат, трудно управляться.
Санек медленно пошел вперед по пустой аллее.
Из-за металлических оградок, с присыпанных снегом памятников в глаза ему сами собой кидались имена, фамилии, даты. С фотографий, с рисунков на могильных камнях смотрели покойники — не на него, а на новую здешнюю поселенку, пока еще такую для него живую. Будто вежливо представлялись ей: мол, мы твои новые соседи. Санек не слышал движения сзади, он шел словно вдвоем с Лилой. Провожал ее, как и много-много раз при жизни. Вдруг сзади послышался приглушенный голос:
— Молодой человек, молодой человек!
Санек остановился, оглянулся:
— Я же вам сказал: не торопитесь. Мы за вами не поспеваем!
И дальше Саня пошел мелкими-мелкими шажками, ловя ухом скрип колес и тяжелые шаги двигавшихся за ним мужчин.
Могила Лилы располагалась в нижней части кладбища, круто спускавшегося в низину. Здесь все захоронения были похожи на ступени одной гигантской ведущей вниз лестницы — только для чего-то каждая ступень была окружена высокой железной решеткой — то черной, то серебристой. Яма с высокими рыжими отвалами видна была издалека. Возле нее уже дожидались три могильщика.
Вокруг было тесно. Ребята узкой змейкой протянулись далеко вверх по проходу. На белесых ремнях, похожих на парашютные стропы, гроб опустили в могилу. Могильщики заработали споро, яма заполнялась прямо на глазах. Когда они уже почти достигли уровня земли, опустили лопаты, отошли в сторону.
Теперь подходили по очереди все прощавшиеся. Бросали по кому желтоватой холодной земли. Санек стоял в стороне с портретом. Комок он не бросил. Да ему и не хотелось. Странное дело — помогать зарывать в землю человека, который был тебе дорог. Который таким же дорогим тебе и останется…
Наконец могильщики сделали аккуратный холмик, обхлопали его лопатами, засыпали вокруг цветами, безжалостно откручивая у них по полстебля — чтобы кладбищенские побирушки не растащили снова на букеты.
В головах могильщик воткнул в землю жестяную табличку на колышке с надписью масляной краской. Протянул руку к Саньку:
— Давай портрет!
Забрал и расположил его в окружении цветов и венков. Санек глянул — у него захолонуло сердце. Какая Лила была на портрете живая и счастливая!..
Сделав свое дело, могильщики смотали ремни, оббили лопаты от земли. Сдвинулись куда-то в сторону. Все стояли, никто не уходил.
С горечью думал Санек о том, что для многих из бывших его одноклассников похороны Лилы — это всего лишь экскурсия. Экскурсия в неизвестную пока область жизни. Как одеваться, куда становиться, что на лице изображать — всему этому они учились прямо сейчас.
Наконец распорядительница стала их отгонять:
— Идите, идите к автобусам! Дайте родным проститься!
Все дружно и, казалось, с облегчением повалили вверх по дорожкам и дальше, к выходу с кладбища.
Санек было задержался — но кто он такой, чтобы остаться здесь вместе с родными? Все ушли вперед уже шагов на двадцать, когда он решился пойти прочь. Возле соседней ограды увидел обломок свежей еловой лапы, втоптанной в снег — отвалился от венка.
Не задумываясь, поднял и сунул в карман. Ну и что же, что не разрешают брать ничего с кладбища! Мало ли что не разрешают! Он дома поставит его в воду в память о Лиле.
Когда он вышел на площадку к автобусам, учительницы куда-то исчезли. Да и число взрослых друзей заметно поредело. Ребята теснились кучкой, снова и снова обсуждали происшедшее:
— Дядька ее был за рулем, приезжий, не знает наше московское движение. Растерялся… Да и водитель трейлера — тоже хрен его знает, куда и откуда, мимо Москвы проездом. Одиннадцать часов за рулем…
— А те родственники?
— Водитель лежит с сотрясением мозга — о стойку ударило. А бабка — под капельницей. То придет в себя, то отключится.
— Ну надо же, как Лиле не повезло — сзади сидела, на нее весь удар пришелся…
«Если бы я с ними поехал, — рядом с ней сзади сидел бы, принял бы удар на себя», — подумал Санек.
Появились родители Лилы, позвали в автобус, заехать, помянуть. Поехал и Санек.
У двери их ожидала бабка в черном кружевном платке.
— Все, все заходите… Обычай такой… Лилечку помянем… Заходите, хоть ненадолго…
Школьники воспитанно потянулись в квартиру. В дом с завешанными зеркалами набилось полным-полно народу: родственники мешались с соседями, друзья — с коллегами родителей по работе. Вошедшие чередой проходили в опустевшую Лилину комнату, сбрасывали одежду на ее кровать. Лилины игрушки, не успевшие еще понять, что навсегда осиротели, блестящими глазками с изумлением смотрели на этот беспорядок.
Потом гости в очередь следовали в ванную, мыть руки. А затем плотно толпились в гостиной, в отцовом кабинете, в бабушкиной комнате. Все комнаты были набиты людьми, кроме столовой, в которой они не так уж давно справляли Лилин день рождения. Здесь по диагонали размещался длинный стол с тесно составленными вокруг него стульями и табуретками. Пришедшие гудели, переговаривались, рассматривали картины на стенах, книжки на полках — не знали, как провести время, ожидая сигнала садиться за стол.
В Лилиной комнате в глаза Саньку бросилась виолончель в таком знакомом ему сером щегольском футляре, стоймя установленная в дальнем углу. Больше ему ее не носить.
«Совсем немного людей знают, какова виолончель на вес, — подумал Санек, — вот и я теперь на всю жизнь это запомню».
Наконец бабушка возгласила:
— Давайте все к столу!
Все старались занять места у ближней к двери части стола, к окну никто не проходил. Отец с матерью по именам называли своих друзей, указывали на свободные стулья.
— А вы что же стоите? — обратилась бабушка к тесно скучившимся одноклассникам. — Кому за столом места не хватит — садитесь на диван, тарелочки — в руки.
Те, не отвечая, оставались на местах, как заколдованные.
— Идите вы двое, за вами потянутся! — Она схватила за рукава двух первых попавшихся. Это оказались Санек и Мишка Гравитц. Выйдя из коридора, они, словно раздвинутые электромагнитной силой, обошли стол с разных сторон и сели на свободные места, почти напротив друг друга. Санек приземлился рядом с Козой. Она уже успела умыть свое с утра зареванное лицо. Принялась ухаживать — наложила Саньку на тарелку гору всякой вкусной снеди. Сосед налил ей красного вина, Сане предложили водку — он молча кивнул. Никто не прикасался к еде.