Когда они прилетели в Женеву, начался март. Небо было бело-голубым, а ветер — пронзительно холодным. Перепад температур по сравнению с Антильскими островами был разителен: из пышного лета они попали в начало европейской весны. И хотя они напоминали друг другу, что в Женеве все-таки намного теплее, чем в Москве, где снег еще наверняка и не думал таять, все равно — контраст был велик, и человеческий организм, даже вполне здоровый, с трудом переносил акклиматизацию.
Еще на Сен-Бартельми они договорились "разбор полетов" провести в самолете, на досуге, а до этого не касаться темы Петрушевских.
— Это наше время, — объявила Юлия, — и я не хочу тратить его ни на каких посторонних людей.
Не разлучаясь ни днем ни ночью, не отлепляясь друг от друга ни на минуту, они говорили обо всем на свете — о детстве, о родителях, о школьных годах, о первой любви и последних разочарованиях. Они торопились поделиться друг с другом своим прошлым опытом, высказать все, что накопилось в душе…
В самолете решили наконец подводвести итоги и в результате поздравили друг друга с победой. Они отплатили Питеру Питерсону — бескровно, но чувствительно. Отплатили, как могли. И оба были рады, что обошлось без крови, без драки, без насилия… Юлия откровенно призналась Владимиру, что в иные минуты она была готова на все, сердце ее переполнялось злобой, и казалось, что остановить ее будет уже невозможно. Но зло порождает только зло, и им повезло, что все вышло именно так, как вышло.
Она была уверена, что Питерсон — человек неуверенный в себе, трусливый, подозрительный — непременно потеряет теперь покой и сон. Ему и в голову не пришло, что Владимир блефовал, ссылаясь на российскую прокуратуру. А разоблачение в глазах жены, единственно любимого им человека, и его собственное признание в преступлении ради мести, вырвавшееся против его воли, сделают отныне его жизнь поистине невыносимой. Что и требовалось…
Удачная развязка, решили они, конечно, если может быть вообще что-то удачное в мести жертв. И все-таки они защитили себя, как смогли, сделали максимум того, на что были способны. Тогда же, в самолете, за долгие семь часов полета до Женевы, они постановили более не возвращаться без острой надобности к теме Петрушевских. И для Юлии, и для Владимира история эта оставалась глубокой душевной раной, которой вряд ли суждено когда-нибудь зарубцеваться…
Этой весной в Женеве, как всегда, было необычайно людно. Они остановились в центре, в тихом, спокойном отеле «Эдельвейс». Отсюда было рукой подать до всех основных достопримечательностей, и Юлия с восторгом школьницы уже придумывала, что она прежде всего покажет Владимиру, который был здесь впервые.
По сравнению с пышным и легкомысленным убранством островного отеля, который они покинули сутки назад, «Эдельвейс», декорированный деревом, производил впечатление основательного и солидного заведения. За стойкой администратора сидела молодая женщина со свежим горным загаром на веселом лице. Вокруг глаз, по кромке, оставленной лыжными очками, кожа сияла белизной.
— Правильно живут эти твои буржуи-швейцарцы, — прокомментировал Владимир. — На лыжах покатался — и обратно за работу!
В первое их утро в Женеве она привела Владимира в маленькое итальянское кафе «Казанова», расположенное в центре, на набережной Женевского озера. Вечером «Казанова» превращался в ресторан с хорошей итальянской кухней, а днем, сидя за чашкой кофе, здесь можно было наблюдать многоцветную панораму женевской жизни…
Они выбрали удобный, уютный столик, откуда им хорошо был виден причал с белыми пароходами и яхтами, затейливый мост через озеро, роскошные отели и строгие здания банков.
Трава в городе только начинала зеленеть, расцветали магнолии. По левую сторону от моста видны были скульптуры известной галереи. Там же рабочие высаживали цветы. Юлия засмотрелась на них — это были в основном молодые гибкие девушки в одинаковых элегантных комбинезонах. Они выкладывали будущую цветочную мозаику так слаженно и проворно, что это походило на некое шоу; казалось, что они не работают, а танцуют.
В полдень у Юлии была назначена встреча с адвокатом, визитку которого она нашла дома в своих архивах и бережно сохраняла в потайном кармашке сумки. До окончательного выяснения собственных финансовых дел Юлия не собиралась посвящать Владимира в эти проблемы. И хотя в данный момент у нее не было на свете более близкого и дорогого человека, чем Володя, она решила сначала самостоятельно разобраться во всей этой непростой бизнес-кухне бывшего мужа.
— Я уеду часа на два, а ты погуляй, подожди меня здесь, если хочешь, ладно? Тебе тут есть чем заняться — посмотришь, например, до конца этот балет на производственную тему… — Юлия улыбнулась и кивнула на юных соблазнительных цветочниц. — А может быть, подождешь меня в отеле?
— Как скажешь, Юлия. Если уж я позволил привезти себя в Женеву, то придется и дальше проявлять послушание, хотя, если честно, мне очень не хочется с тобой расставаться, даже на два часа. — В его голосе слышалось неподдельное сожаление, и, поцеловав ее в щеку, он добавил: — Не задерживайся, помни, что я тебя жду.
Юлия попросила официанта вызвать такси и уехала по известному только ей адресу. А взгляд Владимира обратился к нарядной пестрой толпе говорливых туристов, спешащих по набережной. У них впереди был серьезный день — надо успеть все посмотреть, сделать фотографии, вернуться в отель к обеду, продумать планы на вечер… И почему считается, что туризм — это отдых? Это напряженная работа — на износ, на выживание, — рассчитанная на физически сильных людей. Владимиру не приходилось бегать в таких группах в ранней молодости, а теперь такую «радость» он и подавно не осилит. Он сидел в кафе и думал о том, что, будучи капитаном дальнего плавания, повидал на своем веку много стран. Но то была работа. А вот праздничной стороны жизни, которая так хорошо знакома этим оживленным людям, говорящим на разных языках, он не узнал и, скорее всего, уже не узнает…
Оставшись один впервые за все эти дни, Владимир стал думать о будущем, о жизни в Москве, о работе и квартирных делах, а также о том, что не слишком-то хорошо представляет себе дальнейшую жизнь. Он на мели. В Москве его ждут долги, заложенная под ссуду квартира… А ведь он только что сделал предложение женщине, которую любит и за благополучие которой теперь отвечает…
Юлия сидела в офисе адвокатской конторы. От неизвестности ее била легкая дрожь. Но когда она увидела вышедшего к ней господина Андре Ренодо, ей сразу стало спокойнее. Конечно, она помнит этого человека, именно с ним она встречалась в те далекие времена, почти десять лет назад. Она узнала его сухощавую, поджарую фигуру, короткую аккуратную стрижку, добротный классический костюм. Такой "классической классики", как у швейцарских юристов, она не встречала потом более нигде. За позолотой дорогой оправы очков отливали сталью голубые глаза.
Он встретил ее приветливо, как старую знакомую. "Кажется, я попала по адресу, наконец-то мне рады", — усмехнулась про себя Юлия.
За те годы, что они не встречались, господин Ренодо стал суше и прямее. Годы почти не отразились на нем, однако лицо немного заострилось, а взгляд сделался более задумчивым. Андре Ренодо не говорил по-русски, и Юлия, вспомнив об этом, сразу начала разговор по-французски. Самым деловым тоном, на какой только была способна, она попросила его сообщить о состоянии дел семьи.