За три недели до Рождества их семья понесла ужасную потерю. Самый младший и самый любимый из братьев Анны сложил свою голову на фронте, в бою под Молодечно, и она очень тяжело переживала его гибель в дни своего последнего выступления на сцене и все еще не пришла в себя от горя, когда Николай приехал в Санкт-Петербург, чтобы доставить ее в Царское Село, в маленький гостевой домик. Он очень сопереживал ее утрате. Воспоминания о брате причиняли ей острую душевную боль, и даже Алексей заметил, что она выглядит непривычно грустной, когда рассказывал родителям о своем первом визите к только что приехавшей гостье.
Однако волшебное таинство Рождества не могло оставить Анну равнодушной, и мало-помалу она стала оттаивать в обществе Николая, беседуя с ним обо всем на свете и обмениваясь книгами – совсем как прежде. Как и прошлым летом в Ливадии, он не скрывал, что остается здесь ночевать. У них было вдоволь времени, чтобы поговорить о своей любви и вспомнить о том, как хорошо им бывало вдвоем, – вот только о будущем им нечего было сказать друг другу. Мери продолжала щеголять своим жестоким и необъяснимым упрямством. Тем не менее Николай начал присматривать подходящий домик. Он собирался отложить немного денег и купить его для Анны, чтобы она могла жить вместе с ним, не прекращая занятий балетом. Но оба понимали, что на это уйдет время, и скорее всего время немалое, пока все устроится так, как им бы хотелось. Анна уже дала слово и себе, и ему, что продолжит выступления до конца сезона, а может быть, и на следующий год.
Однако вскоре после возвращения в балетную школу она почувствовала себя больной. У нее окончательно пропал аппетит, и когда Николай приехал в Санкт-Петербург в конце января, то попросту ужаснулся при виде ее бледности и худобы.
– Ты перенапрягаешься, – как всегда, возмутился он и на сей раз не дал себя так легко успокоить. – Если ты не уйдешь сама, они просто изведут тебя непосильным трудом!
– От танцев еще никто не умирал! – Анна попыталась улыбнуться. Только бы Николай не догадался, как плохо она чувствует себя на самом деле! Ему и так хватает тревог из-за Мери и из-за очередного рецидива у Алексея. Пусть решает свои проблемы и не отвлекается на ее здоровье.
Но недомогание нарастало с каждым днем, и пару раз Анна чуть не свалилась в обморок прямо в классе. Лишь каким-то чудом ей удалось скрыть это от остальных, никто даже не подозревал, что ей так плохо. К февралю Анна ослабла настолько, что однажды утром едва нашла в себе силы подняться с постели.
Тем не менее и на этот раз она не посмела отказаться от обычной нагрузки. А когда мадам Маркова увидала Анну, та сидела на скамье возле стены с закрытыми глазами и посеревшим от слабости лицом.
– Ты что, опять заболела? – осведомилась мадам Маркова язвительным тоном. Она по-прежнему не могла и не желала смириться со связью своей ученицы и молодого лейб-медика. Хозяйка балетной школы не считала нужным скрывать свое отвращение к этому факту, и Анна все еще оставалась в немилости.
– Нет, я здорова, – слабо возразила Анна. Однако мадам Маркова встревожилась и стала присматриваться к ней более внимательно. Через несколько дней на вечерней репетиции Анне опять едва не сделалось дурно. Наставница моментально заметила это и успела ее поддержать.
– Вызвать тебе врача? – предложила она более мягким тоном. Честно говоря, Анна явно выкладывалась на репетициях сверх всякой меры, и все же уязвленное самолюбие мадам Марковой не позволяло признать, что танцовщица давно расплатилась со своей школой по всем долгам. И она продолжала обращаться с Анной жестоко и безжалостно, но сегодня даже ей не удалось бы закрыть глаза на то, что балерина серьезно больна. – Может, ты хочешь послать за доктором Преображенским? – уточнила мадам Маркова, отчего Анне стало еще хуже.
Конечно, она была бы только счастлива лишнему поводу повидаться с Николаем, но вовсе не собиралась его пугать, поскольку понимала, что заболела не на шутку. После перенесенного ею гриппа прошло уже больше года. Но за те десять месяцев, что Анна провела в балетной школе, ей приходилось переносить нечеловеческие нагрузки, которые могли окончательно подорвать ее здоровье, как и опасался Николай. Теперь у Анны постоянно кружилась голова, каждый кусок буквально застревал в горле и тут же просился обратно, и над всем преобладала застарелая гнетущая усталость. Она с трудом передвигала ноги и все же заставляла себя танцевать каждый день по шестнадцать – восемнадцать часов кряду. Каждый вечер казался ей последним, она ложилась спать с мрачным предчувствием, что больше никогда не проснется. И когда ночью она просыпалась от приступа тошноты и не имела сил даже на то, чтобы подняться и пододвинуть к себе таз, ей все чаще приходило в голову, что Николай был прав. Наверное, в конце концов балет действительно станет причиной ее безвременной смерти.
Прошло еще пять дней, когда Анна не сумела заставить себя подняться с кровати. Ей было слишком плохо и совершенно все равно, что скажет мадам Маркова и каких врачей она станет звать. Анна желала одного: чтобы ее не беспокоили и дали спокойно умереть. Жаль, конечно, что перед смертью ей вряд ли позволят попрощаться с Николаем. Интересно, от кого он узнает о том, что ее больше нет?
Она не знала, сколько пролежала вот так, в полубессознательном состоянии. При каждой попытке приподнять отяжелевшие веки комната начинала медленно вращаться перед глазами, и в какой-то миг ей показалось, что она задремала и видит во сне, будто он стоит рядом с кроватью. Угасавшее сознание твердило, что этого не может быть. По-видимому, она попросту бредит, как тогда, во время лихорадки от гриппа. Она даже слышала его речь: Николай звал ее по имени и что-то говорил, а потом обратился к мадам Марковой. Кажется, он возмущался, почему за ним не послали раньше.
– Она сама не захотела приглашать вас, – отвечал призрак мадам Марковой.
И тогда Анна попыталась сфокусировать взгляд: пусть к ней явился всего лишь фантом, плод больного воображения, но он так похож на ее Николая! Вот он берет ее за руку и считает пульс, а потом наклоняется к самому лицу и с тревогой спрашивает, слышит ли она его.
Все, на что у нее хватило сил, был слабый, едва заметный кивок.
– Нам следует немедленно отвезти ее в больницу, – произнес фантом очень четко. Но зачем, разве у нее снова лихорадка?
Доктор и сам пока не разобрался, что с ней такое. Ясно было одно: Анна болела давно, и болела тяжко, отчего совершенно утратила аппетит и вот уже много дней почти ничего не ела и не пила. И теперь оказалась на грани гибели от истощения. Николай не мог смотреть на нее без слез.
– Вы, мадам, извели ее непосильным трудом! – воскликнул он с тихой яростью. – И если она умрет, вам придется сполна ответить за это и передо мной, и перед государем императором! – добавил доктор, насилу сдерживаясь.
И пока Анна осмысливала то, что он говорил, до нее дошло, что это вовсе не сон, а настоящий, живой человек. Это действительно был Николай.