— Ева, помнишь, ты вчера на скамейке просила меня не стесняться, если мне есть что тебе сказать?
Ева кивает.
— Так вот, я просто хочу, чтоб ты знала: для меня ты самая прекрасная девушка на земле. Во всех отношениях.
Лорелея сдавленно хихикает, но Роуэн даже не краснеет.
— До того, как ты сюда переехала, — продолжает он, — я и не знал, что такое истинная красота… что такое совершенство. И если я не сделаю этого сейчас, то так и буду до конца моих дней идти на поводу у обстоятельств. И буду лет через двадцать вкалывать на нелюбимой работе, жить с другой женщиной, не с тобой, выплачивать ипотеку и вечерами торчать на диване перед теликом, без конца переключая каналы, лишь бы не думать о том, в какое убожество превратилась моя жизнь. А все потому, что в семнадцать лет я не набрался смелости пересечь школьный двор и спросить чудесную, обворожительную, потрясающую девушку, не хочет ли она сходить со мной в кино. Сегодня.
Девочки сидят как громом пораженные. Даже Лорелея утратила дар речи. Клара гадает про себя, сколько же крови выхлестал братец. А Ева никак не поймет, что это за щекочущее тепло разливается у нее внутри под дерзким обжигающим взглядом Роуэна.
— Сегодня? — наконец выговаривает она после минуты молчания.
— Давай сходим в кино.
— Но… но… сегодня же понедельник.
Роуэна и это не смущает.
— Какое нам дело до условностей.
Ева обдумывает его предложение. Она вдруг понимает, что действительно хочет пойти с ним в кино, но тут вмешивается здравый смысл и кое о чем ей напоминает.
— М-м-м, дело в том… мой отец… он…
Ее прерывает крик. Резкий и агрессивный, он доносится с поля:
— Эй, гаденыш!
К ним бежит Тоби, лицо его перекошено от злобы.
— Слышь, упырь, отойди от моей девчонки!
Ева сердито смотрит на него:
— Я не твоя девчонка.
Но Тоби не унимается:
— Лети отсюда, дрозд красногрудый. Лети на хер.
Сердце у Клары начинает бешено колотиться.
Сейчас что-то произойдет.
Тоби переводит полный ненависти взгляд на нее:
— А ты, хитренькая шлюшка, что ты, мать твою, с Харпером сделала?
— Она Харпера не трогала, — вступается за подругу Ева. — Оставь ее в покое.
— Ей что-то известно! Вам, упырям Рэдли, что-то известно!
— Отстань от моей сестры.
Роуэн стоит напротив Тоби, и остальные ребята замечают, что начинается заваруха.
— Роуэн… — Клара не знает, как выразить свою мысль при посторонних.
Но успокаивать их поздно. Тоби уже толкает ее брата через двор. Он пихает Роуэна в грудь, пытаясь спровоцировать его на ответные действия.
— Давай, тупило. Давай, призрак. Что ты умеешь? Давай, удиви свою новую подружку. Ага! Да я шучу! Она и не дотронется до такого упыря, как ты!
— Ого, — говорит Лорелея. — Щас подерутся.
Все это время Клара не сводит глаз с лица брата, понимая, что он может преобразиться в любой момент — и тогда все пропало.
Тоби толкает его последний раз, и Роуэн падает спиной на бетон.
— Тоби, прекрати, — кричит Ева. Она встает со скамейки, но Клара опережает ее.
Она подбегает к брату и садится рядом с ним на колени. Он все еще лежит с закрытыми глазами, но зубы во рту уже поменялись. Слегка подергивается кожа. Она знает, что это предвещает.
— Нет, — шепчет она, пока Тоби продолжает насмехаться. — Роуэн, слышишь. Нет. Нет. Прошу тебя. Он не стоит того, правда. — Она сжимает руку брата. — Не надо, Роуэн.
Ребята смотрят на брата с сестрой и смеются над ними обоими. Но Кларе наплевать, она-то знает, что стоит брату открыть рот, и всему конец.
— Нет, Роуэн, нет. Соберись, соберись…
И он вроде бы слушается — открывает глаза и кивает. Кажется, осознал, что обязан защитить сестру, ничем не выдав себя.
— Я в порядке, — говорит он ей, — в порядке.
Они возвращаются на уроки, и, к облегчению Клары, Ева в самой мягкой и деликатной форме отказывает Роуэну.
— Так что, пойдем сегодня?
— Я подумаю, — отвечает она, когда они идут по старому викторианскому коридору. — Хорошо?
Он кивает, и Кларе становится его жаль; она и не догадывается, что час спустя, в то время как Роуэн будет без запинок читать роль Отелло на уроке литературы, Ева передаст ему записку с вопросом.
А вопрос следующий: «Ну и на какой фильм пойдем?»
— Вы беседовали с Кларой Рэдли?
С этим вопросом Элисон Гленни врывается в кабинет, в то время как Джефф курит послеобеденную сигарету, высовываясь из окна. Он выбрасывает окурок, и тот летит по большой дуге на дорогу. Джефф закрывает окно.
— К ней ездили два констебля.
— И?.. В свидетельских показаниях ничего нет. Пусто. Что произошло, когда они у нее были? Видите ли, Рэдли — это старая вампирская фамилия, один из самых отъявленных вампиров в Манчестере как раз Рэдли, так что я хочу понять, есть ли между ними какая-либо связь.
— Они навестили ее, поговорили, но не выяснили ничего интересного.
— Ничего?
— Да. — Джефф вздыхает. — То есть они задавали ей вопросы, и она сказала, что ничего не знает, вот и все.
Элисон на мгновение задумывается:
— Они ведь ничего не помнят из разговора, да?
— Что? Не знаю. Это только вчера было. Кажется…
Она качает головой:
— Суперинтендант, не надо защищать их. Я никого не критикую. Вполне вероятно, что им заговорили кровь.
— Что-что?
— У некоторых кровососущих есть особые таланты. Как правило, речь идет о самых разнузданных и опасных вампирах, которые пьют столько крови, что это расширяет их психические и физические возможности.
Джефф недоуменно смеется:
— Извините, милочка. У меня все это еще в голове не укладывается.
В ее взгляде мелькает нечто вроде теплоты.
— Я понимаю. Мир вовсе не таков, каким мы привыкли его считать.
— Да уж, черт его дери.
Элисон расхаживает туда-сюда по кабинету. Когда она поворачивается к Джеффу спиной, он оценивает ее фигуру. Худая, слишком худая на его вкус, но спину держит ровно, точно преподавательница балета. У нее есть стиль, это ключевая характеристика, которая первой приходит в голову. Когда они сталкиваются с подобными женщинами на свадьбах или в дорогих круизах, Дениз всегда меркнет и блекнет на их фоне.