— Сегодня день аудиенций! — резко произнесла Фредегонда. — Эти люди долго ждали. Нужно их принять.
— Я не хочу видеть этих ненасытных попрошаек! Сейчас не время для лишних щедрот.
— Это я уже поняла…
На мгновение Хильперик замер, устремив на жену яростный взгляд, потом поднялся по ступенькам, ведущим к трону. Фредегонда не шелохнулась. За ее плечом стоял Ландерик, держа руку на рукояти меча.
— Я сказал: вон!
— Сеньор Ландерик — дворцовый управитель, — негромко произнесла Фредегонда — Он может слышать, о чем мы говорим.
— С каких это пор такие назначения получают без ведома короля?
— С тех пор, как король уехал на войну и кому-то пришлось вместо него заниматься делами королевства. Мы не ждали, что ваш поход закончится так скоро…
Последняя фраза прозвучала почти неприкрытым оскорблением. Хильперик снова пристально взглянул на жену. Волосы Фредегонды были заплетены в косы, бледное лицо было непроницаемым, словно высеченным из мрамора. Лоб охватывала тонкая золотая корона, удерживающая длинную вуаль. На груди королевы сверкало золотое ожерелье, украшенное изумрудами и топазами. Рядом, с ней Хильперик и сам выглядел жалким просителем. Почему она с ним так разговаривает? Почему не отходит от трона? Ему оставалось сделать шаг, чтобы оказаться рядом с ней; но он ждал, что она сама отойдет, уступив ему дорогу, вместо того чтобы стоять и смотреть на него с такой презрительной холодностью.
Хильперик невольно опустил глаза и взглянул на свои доспехи и сапоги, покрытые пылью и грязью, принесенными с поля сражения. Проигранного сражения. Еще одного…. Да можно ли вообще говорить о сражении? Среди ночи, вопреки всем правилам, войска Гонтрана внезапно обрушились на спящий лагерь, и одновременно защитники Мелодена осыпали его потоком горящих стрел. Войску Хильперика пришлось биться до рассвета, разобщенным и беспорядочно, а наутро глазам уцелевших предстала бургундская конница, до сих пор остававшаяся в резерве, выстроившаяся меньше чем в ста ту азах от дымящихся остатков разгромленного лагеря. Повсюду грудами лежали убитые и раненые. Конечно, Хильперик мог продолжить сражение, но первая же конная атака смела бы его разрозненные отряды в одно мгновение. Вместо этого он отправил к Гонтрану посланцев с просьбой о перемирии.
То, что осталось от его войска, легко могло быть разбито при отступлении. В обмен на сохранение жизней своих людей Хильперику пришлось послать гонцов к своим военачальникам в Аквитанию с приказом снять осаду Буржа и отступить.
Поэтому грязь, покрывавшая Хильперика с головы до ног, не придавала ему никакого ореола благородства или славы. Это была грязь поражения, бесчестья, позорной уступки. Никто не стыдился этого больше, чем сам король. Но, никто не смел упрекнуть его в этом — даже Фредегонда.
— Отойди…
Фредегонда не успела ничего ответить. Ее презрительная улыбка окончательно взбесила короля.
— Я сказал: отойди! — заревел он и с такой силой толкнул жену, что та упала на пол.
Ландерик сделал шаг вперед, по-прежнему сжимая рукоять меча. Его лицо побагровело от возмущения. Однако он колебался, не решаясь ничего сделать. Хильперик приблизился к молодому мужчине и резко схватил за горло.
— Что ты хочешь сделать, красавчик? Ударить своего короля?
Ландерик, задыхаясь, рухнул на колени, без единой попытки защититься. Герцог Бепполен был уже рядом — он выхватил меч, готовясь поразить любого, кто поднимет руку на короля.
— Отпусти его! — вскричала Фредегонда, поднимаясь.
Хильперик с презрением взглянул на искаженное болью лицо Ландерика и отшвырнул того подальше от трона, на который тяжело опустился сам.
— Надо же, какая заботливость, мадам…. Стало быть, слухи о том, что вы проявляете к этому молодому мужчине интерес, не лишены основания?
Фредегонда никак не отреагировала. Несмотря на то, что Хильперик сидел на троне, истинной правительницей по-прежнему казалась она,
— Любой другой, кроме короля, поплатился бы жизнью, если бы осмелился бросить мне такой упрек, — прошептала она.
Король и королева долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Ансовальд и Бепполен, страдая от необходимости присутствовать при такой сцене, хотели уйти, но Хильперик жестом удержал их.
— Пусть он убирается, — сказал он, указывая на Ландерика. — Прочь с моих глаз. И никогда больше не появляется во дворце. А ты, — обратился он к Фредегонде, — подойди.
Королева вздрогнула от такого обращения, но все же повиновалась. Когда Фредегонда подошла, Хильперик схватил ее за руку и рывком притянул к себе, так что она буквально рухнула ему на колени. Он сорвал с ее шеи золотое ожерелье, затем рванул вниз ворот платья, отчего ее грудь обнажилась. Хильперик припал губами к ее соску и начал с жадностью его посасывать, облизывать и кусать.
— Никогда больше не говори со мной так, — прошептал он ей на ухо. — Ты всего лишь служанка, рабыня, и ты можешь снова ею стать. Уходи и жди меня в моей спальне, и постарайся хорошенько, чтобы я простил тебе твою дерзость.
Фредегонда поднялась. Глаза ее были полны слез. Она попыталась прикрыть грудь, но Хильперик еще сильнее разорвал драгоценную ткань платья.
— Вот так и оставайся. Пусть все тебя увидят такой как есть.
Никто не осмеливался взглянуть на Фредегонду. Даже Хильперик, который не заметил, что ее живот немного округлился после первых месяцев новой беременности. Бепполен взял Ландерика за плечо и повел из зала. Ансовальд приблизился к королевской чете, опустив глаза.
— Если вы позволите, ваше величество, я провожу королеву в ее покои…
— Хорошо…. И пусть мне принесут поесть и выпить!
Черная краска, которой Фредегонда подводила глаза, растеклась от слез, оставив темные следы на щеках. Ее вуаль сбилась набок, разорванное платье оставляло открытыми плечи и грудь. Однако она направилась к дверям, горделиво выпрямившись, не пытаясь ни ускорить шаги, ни прикрыть наготу.
Ансовальд вышел из зала первым и, когда Фредегонда появилась на пороге, быстро набросил ей на плечи свой плащ, Королева слегка вздрогнула, но позволила ему это сделать.
— Я уже говорил вам об этом, мадам, — прошептал он. — Так больше не может продолжаться…
# # #
Позже я узнала, что епископ Эгидий написал Фредегонде из Реймса, открыто заявляя о том, что нужно избавиться от моего сына Хильдебера. Ответ королевы позже был найден в ее бумагах и стал причиной, гибели этого недостойного служителя Божьего. «Если корень растения не выкорчеван из земли, — писала она, — побеги его не иссохнут». Я была для нее этим корнем, который надо было выкорчевать, и она тщетно пыталась это сделать все те годы, что ей еще оставалось прожить.
Однако в ту пору чудовищный, позорный сговор Лучших с нашими злейшими врагами закончился полным крахом тех и других. Народ предпочел короля горстке тщеславной знати, жадной до власти и денег и заботящейся только о своих, интересах. Смешное бегство Эгидия положило конец их влиянию. После этого было уже просто их разделить, тогда, как позиции Хильдебера укреплялись с каждым, днем.