– Убейте их всех, – сказал Горлуа.
И, указав на отступившего стражника, добавил:
– Его первого.
Наступила ночь полнолуния. Легкий, чуть влажный ветерок приносил с собой запахи жатвы, скошенной травы, собранной в стога, и лошадиного пота. Весь день была свинцовая жара, и теперь, когда Горлуа, стоя у одного из узких окон королевской спальни – простой бойницы, закрытой тяжелым занавесом из расшитой кожи,– обводил взглядом поля пшеницы, раскинувшиеся вокруг города, они казались почти светящимися в сумерках. Кое-где вдалеке горели костры, и эхо доносило обрывки разговоров, смеха и резкой музыки. Костры Лугнасадха… Еще одна древняя традиция, которую монахи всеми силамипытались искоренить… Издавна повелось, что во время жатвы женщины с наступлением ночи приносят мужчинам еду и вино. В честь Луга, древнего бога Солнца, чья мощь была сильнее всего в августе, жгли большие костры, вокруг которых юноши устраивали состязания, чтобы отличиться в глазах своих возлюбленных. В такие ночи можно было жениться с испытательным сроком – на год и день. А если брак не складывался – что ж, значит, на то не было воли Луга… Праздники достигали кульминации на Августины – в самом конце жатвы, но и обычные ежедневные увеселения, которые устраивались сейчас, тоже радовали и тело, и душу.
Горлуа некоторое время забавлялся мыслью о том, чтобы разбудить Игрейну, отправиться с ней к кострам и там устроить свадьбу – захочет она или нет… Но он был голый, а одеваться не хотелось – все вещи уже были развешаны на шестах на ночь, и за ними нужно было идти по холодному каменному полу, по которому шныряли мыши… К тому же он чувствовал печаль. Для ocтальных, конечно, все было просто. Война закончена, гномы побеждены, жатва началась отлично, а жены убитых скоро утешатся с другими, как только истечет срок вдовства… Ему бы тоже хотелось быть счастливым, но это чувство плохо сочеталось с отвращением ко всему.
Горлуа подумал об Экскалибуре и вновь увидел сверкающий меч, воздетый вверх в самой гуще сражения. Гномы сражались за него, за свой талисман, а после поражения обрушили Красную Гору на всех, кто уцелел, навеки похоронив последнее гномовское королевство. Как не увидеть в этом зловещего предзнаменования? Монахи тогда упали на колени и запели псалмы во славу Бога, но разве случившееся в самом деле было проявлением силы их единственного Бога? Эта мысль вот уже много дней не покидала Горлуа, и отсутствие короля Пеллегуна всякий раз заставляло его сильнее ощутить собственное одиночество. Некому доверять. Не с кем разделить бремя вины за это гнусное деяние – уничтожение целого народа…
Ни король, ни он сам этого не хотели. Подчинить гномов – да: навсегда сломить их могущество, забрать их сокровища и превратить их в рабов – пусть бы продолжали трудиться в своих шахтах, но теперь для вящей славы королевства Логр. Да, сто раз да! Но только не это! Покойный король не верил в легенды о четырех талисманах. Впрочем, в них никто не верил, кроме глупых эльфов. Но все же Красная Гора обрушилась – а ведь они ничего не сделали для этого… Словно боги отвернулись от гномов после их поражения, словно их народ не смог выжить без своего талисмана…
Когда были побеждены монстры, после Десятилетней войны, они вернулись в Пустынные Земли, свой бесплодный край по ту сторону болот. Было бы достаточно броситься за ними в погоню, преследовать Зверя-которого-нельзя-называть до самого сердца его мрачного королевства и забрать талисман монстров – копье Луга, чтобы их народ навеки исчез с лица земли и чтобы сила и жестокость гоблинов перешли к людям, как отныне – богатство гномов…
Горлуа прижался разгоряченным лбом к одному из огромных бутовых камней, из которых была сложена стена, но камень, весь день нагреваемый солнцем, был лишь чуть прохладным и не принес никакого облегчения.
Все, что происходило этой ночью, в праздник Лугнасадх, было так далеко от завоевательных планов Пеллегуна… Мир, который полностью принадлежит людям,– избавленный от гномов, монстров и эльфов…
Когда Горлуа отошел от окна, раздался унылый звон колокола; возвещавший заутреню,– двенадцать ударов. Боясь, как бы Игрейна не проснулась, Горлуа бросил взгляд на постель. Но нет, она по-прежнему спала, если только не притворялась. Он почувствовал, как в его теле медленно нарастает жаркая волна желания при виде обнаженной спины и длинных белокурых волос королевы, рассыпавшихся по подушке. В голубоватом свете луны ее кожа казалось почти такой же белой, как льняные простыни, на которых она спала. Такая нежная и прохладная… Его губы еще помни ли упругость ее груди, когда он самозабвенно впивался в нее… Один Бог свидетель, как она кричала, плакала и царапалась, прежде чем наконец покорилась, а возможно, даже и получила удовольствие… Или не получила. Какая разница…
Так или иначе, он слишком устал. Он чувствовал себя грязным, потным и вонючим, и ему не слишком хотелось затевать новую постельную схватку с Игрейной. Горлуа поморщился и полностью отдернул кожаную занавесь с окна, чтобы впустить побольше воздуха в затхлую атмосферу комнаты. Его веки отяжелели от усталости, но возбуждение последних дней было слишком сильным, чтобы он смог успокоиться. Стоило ему лишь слегка задремать, как перед ним начинали беспорядочно мелькать картины недавних событий, и он просыпался одним скачком, с бешено колотящимся сердцем. Искаженные ненавистью бородатые лица гномов, лучники, обрушивающие на них тучи стрел, убитый король Пеллегун и его собственные слезы рядом с телом старого друга… Красная Гора, погребающая под собой Болдуина и его народ… Склоненные головы и ускользающие взгляды придворных… Обнаженное тело Игрейны, такое юное, судорожно извивающееся под его тяжестью…
Горлуа приблизился к ней и посмотрел на ее детское лицо, полузакрытое блестящим потоком белокурых волос. Он протянул руку, чтобы убрать прядь с ее щеки, но тут глаза молодой женщины внезапно раскрылись, и она инстинктивно, словно зверь, подалась назад. Она и в самом деле не спала…
– Оставьте меня!
Старый сенешаль отдернул руку, словно обжегшись, и отошел, испытывая скорее обиду, чем гнев. Она прижала к себе простыню, чтобы скрыть наготу (как будто он досыта не насладился ее телом еще совсем недавно!), и, несмотря на ее молодость и широко раскрытые испуганные глаза, в которых стояли слезы, он увидел перед собой королеву. Супругу Пеллегуна.
– Хорошо, я вас оставляю, – проворчал он, беря с сундука длинную льняную рубашку и набрасывая ее на себя, – но я с вами еще не закончил. Хотите вы этого или нет, вы будете моей королевой.
– Вы не король! – воскликнула она так пронзительно, что он испугался, как бы от этого крика не проснулся весь дворец.
Горлуа вышел и быстро закрыл за собой дверь.
В конце концов, пусть спит одна – так даже лучше. Что ему сейчас нужно – так это освежающая ванна в купальне и подходящая компания, с которой можно выпить и поговорить о сражении… У него в руках весь город, вся армия, а главное – Меч… И Игрейна тоже в его руках. Все в королевстве уже должны были об этом узнать. И тогда какая разница – любит она его или нет. Пеллегуна она тоже не любила. Или, во всяком случае, меньше, чем он сам, для кого король был почти братом. Как он мог оставить ее править? С какой стати? Ведь она даже не могла подарить ему наследника!