Знаете, мужчины всегда на ее стороне. — Обширная леди откинулась назад и склонила набок большую голову, разглядывая меня. — Конечно, вы еще очень молоды.
К собственному неудовольствию, я почувствовал, как покраснел. Миссис Китченс добродушно засмеялась и принялась за клубнику. Оринда Нэгл полностью игнорировала меня и безостановочно изливалась в жалобах своему спутнику. На что он отвечал только ворчанием. Я подумал, что лучше бы мне быть где-нибудь в другом месте.
Наконец обед кончился, и болтавшая толпа дружно поднялась и через коридор переместилась в большой зал, где уже зажгли люстры. Этот зал и сделал «Спящего дракона» популярным местом, словно магнитом притягивающим танцевальные вечера, свадьбы и, как теперь, политические дискуссии.
Спутник Оринды оставил на столе карточку со своим именем. И движимый не очень сильным любопытством, я взял ее.
«Мистер А.Л. Уайверн», — сообщал белый квадрат картона.
Я уронил «Мистера А.Л. Уайверна» в хаос салфеток и кофейных чашек и без энтузиазма побрел вместе со всеми к рядам стульев, расставленных для встречи кандидата с избирателями. Я где-то читал, что, независимо от имени, на такие мероприятия собирается очень мало слушателей. Но, наверно, потому, что отец новая фигура в этом районе, в зале собралось почти вдвое больше людей, чем за обедом. В воздухе стоял гул ожидания развлечений. Это был первый политический митинг, на котором я присутствовал. И в тот момент я был бы счастлив, если бы он оказался и последним.
Начались речи небольшой группы людей, сидевших на подиуме. Немножко «перемолол» общие места председатель избирательного комитета. Мистер Босс простоял перед слушателями минут двадцать. Все это время миссис Босс одобрительно улыбалась.
Встал отец и тотчас изменил настроение, заставив всех смеяться. Я почувствовал, как мое лицо принимает восторженное выражение, почти как у миссис Босс. В моем случае оно и должно быть таким, это я понимал. И хорошо, что такое выражение не стоило мне усилий, с облегчением подумал я. Меня беспокоило, что он: не сумеет овладеть аудиторией и поставит меня в неловкое положение, когда я буду мучительно корчиться от скуки.
Видимо, мне надо бы знать его лучше. Он говорил им, что в стране правильно и почему. Он говорил им, что в стране неправильно и как исправить.
Он давал им приятные рецепты. Он говорил им то, что они хотели слышать. И он заставил их встать и наградить его ревом одобрения и аплодисментами.
Оператор местного телеканала заснял приветствия толпы.
Вполне понятно, почему Оринда кипела от ненависти. Она сидела, окаменев, с негнущейся шеей, будто у нее вместо позвоночника был железный стержень. Я видел резкую линию челюсти и желваки вокруг рта. Ей не следовало приходить, подумал я. Но, вероятно, она искренне верила, что избиратели делают страшную ошибку.
Драгоценная Полли, главный противник избрания вдовы Денниса, смотрела на отца и пребывала в такой эйфории, точно она сама его изобрела. И правда, без нее он мог бы и не подняться на первую ступень политической лестницы судьбы. С горящими глазами от триумфа своего выступления отец попросил задавать вопросы. И, как и собирался, снял галстук и бросил его на стол. Потом обошел стол, чтобы ничто не отделяло его на подиуме от толпы внизу. Он широко раскинул руки, словно обнимая их. Он приглашал их присоединиться к нему в политическом приключении строительства лучшего мира. И в частности, строительства лучшего мира для избирателей Хупуэстерна.
Он держал их в руках. Он заставлял их смеяться. Такой тактике можно научиться у эстрадных комиков. Он генерировал возбуждение, веру, цель. И я, незаметно сидевший в последнем ряду, испытывал смесь удивления, понимания и, в конце концов, гордости за своего родителя, который публично распространял добро.
— Я здесь для вас, — говорил он. — Приходите ко мне в офис на той стороне площади. Поделитесь со мной вашими заботами. Расскажите, что беспокоит вас здесь, в Хупуэстерне. Расскажите мне, кто что видел, кто что слышал. Расскажите мне о вашем прошлом... а я расскажу вам о вашем будущем.
Если вы изберете меня, я буду работать для вас. Я принесу ваши желания в Вестминстер. Я буду вашим голосом там, где он нужен. Я зажгу в палате общин одну или две лампы...
Зал взорвался смехом. Завод, выпускавший электрические лампы, питал экономику города. А отцу были нужны голоса его рабочих.
Чтобы делать добро, нужны силы, говорил он. В электрических лампах слишком много проволоки и стекла, но нет силы. К человеку сила приходит изнутри, ее не привносят и не пересаживают. Сила дает свет и тепло. «Если вы дадите мне силу, я зажгу ваши лампы».
Отец обладал электричеством, гальванизирующим толпу. Она выкрикивала вопросы, он выкрикивал ответы. Он был серьезным там, где это имело значение, и развлекал их во всех остальных случаях. Его приводил в ужас геноцид, и он симпатизировал кошкам. Он увертывался от загонявших в угол требований и обещал не ставить свое имя под проектами, последствия которых он не представляет.
— Законодатели, — шутил он, — часто достигают именно того, чего им предписано избегать. Мы все это знаем и стонем от результатов их инициатив.
Обещаю не хвататься за ваш счет за эмоционально привлекательные предложения. Я прошу мозги и здравый смысл жителей города предвидеть беды и предупреждать меня о них. Я подниму ваши голоса до шепота, а не до крика. Потому что крик раздражает, а шепот мягко и убедительно проникает в сердце проблемы и ведет к разумным действиям.
Понимали они его или нет, но в тот момент они любили его.
Самые настойчивые крикуны этого вечера вовсе не принадлежали к тем, кто поддерживал оппозиционную партию Пола Бетьюна. Хотя некоторые его сторонники тоже купили билеты на обед. Агрессивная группка в первом ряду образовалась из предполагаемых политических союзников отца (а фактически его личных врагов), Оринды Нэгл и Леонарда Китченса.
Оринда и Китченс требовали твердого следования той политике, которую они одобряли. Оба кричали и тыкали пальцами. Отец отвечал им с неисчерпаемым юмором и держался на общеутвержденной партийной позиции. Он хотел надежно сохранить и голоса твердолобого костяка избирателей.
Оринда была достаточно профессиональной и видела, что ее вывели из игры. Но она не бросала своих попыток. Мистер А. Л. Уайверн сощурил глаза и втянул уши в воротник. Влияние мистера А. Л. Уайверна на Оринду убывало у меня на глазах. Отец отдал дань уважения Деннису Нэглу. Вовсе не умиротворенная этим Оринда заявила, что такой неопытный новичок, как Джордж Джулиард, никогда не сможет заменить ее мужа. Даже если он красив, как голливудский актер, даже если его грудь покрывает львиная грива волос, даже если он хитрый, острый на язык, даже если он харизматическая личность. Ни одно из этих качеств не может заменить политического ноу-хау.
Кто-то в задних рядах засвистел. Раздался общий смех. После нервного напряжения, внесенного Ориндой, наступило расслабление. Импульс снова качнулся в сторону отца, который искренне поблагодарил Оринду за годы службы партийному делу и ловко подвел к выражению общей признательности, зааплодировав в ее направлении и побуждая других последовать его примеру. Аплодисменты стали громче. Толпа щедро, но сдержанно хлопала.