Часодеи. Часовое сердце | Страница: 89

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Нет, он сам пошел на это, — очень тихо сказала Захарра. — Договор подписан добровольно, поэтому и нельзя ничего сделать. Где бы он ни находился, Астрагор будет знать об этом.

— Но зачем?! Как можно быть таким глупым?

Захарра с Ником обменялись долгим взглядом.

— Что? — тут же возмутилась Василиса. — Чего я еще не знаю?!

— Василиса, Фэш узнал о проклятии ЧерноКлюча, — резко произнесла Захарра. — В обмен на Договор он попросил у дяди разрешения воспользоваться гадательным зеркалом.

Стало тихо. Лишь где-то внизу, в гостиной раздавались веселые выкрики гостей, празднующих великое событие.

— Значит, это он подложил мне конверт? — Девочка оглядела друзей растерянным взглядом. — Записку с подсказкой?

— Да-а…

Ник выглядел очень подавленным.

Василиса же чуть не задохнулась от возмущения.

— Но почему ты не сказал мне, Ник? Ведь ты знал, да? А я думала, что это отец! Что он спас меня…

Воцарилось молчание. Не сказав ни слова, Василиса бросилась к окну, вскочила на подоконник и, размахнувшись, запрыгнула на одну из толстых ветвей дуба, росшего под окном.

— Зря ты ей сказала, — через некоторое время удрученно произнес Ник. — Ты подумай, как ей теперь жить с этим? Непросто знать, что ради твоей жизни кто-то пожертвовал всем, что имел.

— Кто-то? — насмешливо произнесла Захарра. — Раскрой глаза — она в него влюблена. Во всяком случае — очень неравнодушна к нашему Фэшу. Да и он тоже, поверь мне.

— Ну-у, это не факт… — с недоверием протянул Ник. — Они… гм… все-таки очень разные. Да и сказал бы он мне… Я вот про Диану много чего болтал… — Мальчик нахмурился. — Нет, вряд ли.

Захарра фыркнула.

— Про других девчонок он рассказывал, — продолжал настаивать Ник. — Ну, вообще-то он не любит распространяться на эту тему… А к Василисе, кстати, он всегда относился не очень.

— Да раскрой глаза: они целовались!

— Ну и что? Бывает. — Ник упрямо помотал головой. — Ну может быть… Не знаю я, — сдался мальчик. — Но Фэш поступил так не потому, что влюблен в Василису, а потому, что он принципиальный.

— Никто не отрицает, что Фэш поступил благородно, пусть и глупо. — Захарра посмотрела на Ника с чувством превосходства.

— Поэтому я и говорю: зря ты Василисе рассказала, — упрямо повторил Ник. — Он наверняка взял с тебя слово, чтобы ты не болтала.

— А я и не болтаю. Просто Василиса должна знать.

— Она будет чувствовать себя виноватой.

— Что не убивает — делает сильнее.

— Ты говоришь как-то странно. — Ник поморщился. — Твои слова очень жестокие.

— Потому что я говорю правду. То, что есть.

— И все-таки ей будет тяжело, — сдаваясь, вздохнул Ник. — Как подумаю, что она теперь чувствует…

— Она справится, — сверкнув глазами, произнесла Захарра. — Она сильная. Даже не плачет никогда.


Спрятавшись в глубине отцовского сада от чужих глаз, Василиса плакала навзрыд. Зачасование Дианы и возвращение Фэша к страшному Астрагору стало для нее ужасным потрясением. Она вдруг поняла, как же она еще слаба, чтобы бороться с теми, кто угрожает ее друзьям. Они сумели сделать невозможное: загадать правильное желание и спасти Эфлару не только от поглощения, но и от нападения Духов. Но в результате победа досталась им страшной ценой…

ГЛАВА 26
ОТЕЦ

Успокоившись, Василиса вернулась в дом. Ей было немного стыдно, что она так сорвалась, вместо того чтобы расспросить друзей подробнее, что это за странный договор, делающий человека Духом. Но до комнаты, где оставались друзья, она дойти не успела: неизвестно откуда вынырнувший Мандигор поймал ее за плечо и подобострастным шепотом попросил следовать за ним.

Заинтригованная девочка дала увести себя, и они направились в глубь дома — в ту часть, где Василиса еще не была, но знала, что там находится отцовский кабинет. Все это время Мандигор аккуратно придерживал ее за плечо, будто боялся, что дочь Огнева опять куда-то сбежит.

Наконец они остановились перед высокой темно-коричневой дверью, обитой кожей. С замиранием сердца Василиса шагнула в комнату и тут же столкнулась с отцом.

Нортон-старший с интересом оглядел дочь с ног до головы.

— Ну что ж, садись.

Он предложил ей стул, но Василиса, покачав головой, осталась стоять.

— Я понимаю, что наши отношения оставляют желать лучшего, — начал отец размеренным тоном. — И все же я благодарен тебе.

Василиса подняла на него недоумевающий взгляд.

— За что?

Серо-зеленые глаза — точно такие же, как у Норта-младшего, смотрели на нее с любопытством. На какое-то мгновение Василисе показалось, что в них промелькнуло некое странное довольство. Во всяком случае, взгляд его, обращенный к дочери, как-то неуловимо изменился.

— Ну и что теперь? — угрюмо спросила девочка.

Василиса чувствовала себя неловко, не зная, что делать или говорить: ее отношение к отцу было слишком неопределенным.

— Мне было известно, что задумал Астрагор, — вдруг сказал отец. — Известно, что он стремился заполучить хрустальное сердце планеты. Но, как и все, я думал о самом цветке — о его чаше… Только Астрагор знал, что сердце планеты находится в корнях.

— Зачем ему понадобилось сердце? — не удержалась от мучившего ее вопроса Василиса. — Ты ведь в курсе, да?

Нортон-старший дернул уголком рта, скрывая мимолетную усмешку.

— Если бы я знал, — с непонятной тоской произнес он. — Одни лишь догадки… Но могу сказать с уверенностью: Астрагор не хотел, чтобы Эфлара была спасена. И никогда не скрывал этого. Он всегда был равнодушен к миру-двойнику. Не признавал его. Вот почему вначале часовщики с неохотой приняли его помощь.

— Значит, если бы я не разбила хрустальное сердце…

— Он забрал бы его. Если бы не эта досадная, пустяковая случайность.

Василиса съежилась под оценивающим взглядом отца.

— Если бы не эта случайность, — тихо, но зло произнесла она, — я бы погибла.

Отец сложил руки на груди, скучающим взглядом обвел комнату, после чего вновь посмотрел на дочь в упор.

— Я буду откровенен с тобой, Василиса… Правда всегда больнее, чем ложь, но зато ведет к правильным выводам. Да, возможно, погибла бы. Но ради спасения Эфлары я был готов пожертвовать даже своей жизнью.

У Василисы непроизвольно сжались кулаки. Подумать только, как просто и легко отец размышляет о человеческой жизни. О жизни своей дочери!

Нортон-старший мигом уловил ее настроение. Уголок его рта вновь дернулся в усмешке.