— Я Асутоо, сын вождя, представился старший. — Ты принесешь нам радость, если поедешь рядом со мной.
Я не могла отказаться. Кроме того, мне доставляло горькое удовольствие видеть, что мне уделяют столько же, если не больше, внимания, чем Дараку. Маггур выглядел обеспокоенным, когда я поехала между ними, но я была в достаточной безопасности.
Оба они были светловолосыми, красивыми, моложе Дарака, важными настолько, насколько могут быть важны юноши, возмужавшие благодаря битвам, в которых они сражались, и суровой жизни в степях. Битвы оставили на них много шрамов. Асутоо вежливо беседовал со мной, пока мы ехали, а другой помалкивал. Он, кажется, был младшим братом и как таковой должен был держать язык за зубами. Асутоо также спросил, какого я племени, как провела свою жизнь и какие битвы повидала. Я соврала, что когда я родилась, мать оставила меня на съедение горным волкам из-за моего болезненного вида, так как знала, что степные племена бросали слабаков на произвол судьбы. Позже меня подобрали жители деревни, и с годами я стала на диво сильной, и наконец стала носить шайрин, и уехала с Дараком, не зная, какое из племен мое.
— Люди глупы, — серьезно заключил Асутоо, — но боги спасли тебя и дали тебе силу для битв. Он говорил на племенном наречии и, казалось, нисколько не изумлялся, что его знает посторонняя. Несомненно, боги дали мне и это тоже. Я спросила его, что означают диск и звезда.
Он коснулся татуировки на груди и объяснил: «Небесный знак богов. Мы видим над собой звезды, которые являются серебряными колесницами богов. Иногда они съезжают в них на землю, и земля выгорает дочерна. Однажды боги посетили нашего вождя. Они носили серебряное, и их нельзя было коснуться. С тех пор мы носим их символ, а вождь увенчивает чело камнем-звездой».
Мы добрались до крарла при свете раннего вечера. Располагался он в безопасных трех днях пути от Пути Верховного Владыки, проклятой дороги, к которой племена никогда не приближались, не ездили по ней и даже не пересекали, кроме как в самом крайнем случае.
Стан стоял в низине, построенный вокруг большой полосы воды, где росли серо-зеленые деревья. Его окружал частокол из деревянных кольев, вдоль которого расхаживали взад-вперед воины с семифутовыми копьями в руках. В одном месте расположилось шесть племен. За частоколом стояло много сотен шатров, сплошь черных; издали стан выглядел так, словно там расселась огромная стая воронов. По лагерю свободно бродили козы и коровы, сея где попало свой навоз. Несколько женщин, крошечных как блохи, стирали в воде одежду. Большинство же готовили еду у огромного кольца костров в центре крарла.
Мы проехали через ворота, сделанные из железа и явно не связанные с частоколом. Дети и козы таращили на нас глаза. Караван начал разбиваться. Вскоре с вождями остались только Дарак и один-два капитана, и я тоже осталась с ними из-за Асутоо. Мы объехали крарл и большие загоны для лошадей на стороне, противоположной воротам. В действительности это было замаскированной сделкой, так как торговать здесь Дарак будет, в основном, обмениваясь. Мы нуждались в лошадях, особенно после Ки-ула, а эти были отличные, сплошь бронзовые и гнедые и по большей части необъезженные. Дарак улыбнулся и показал на самую большую и самую норовистую кобылу из табуна.
— Это Саррока — Чертова Кобыла, — сказал вождь со звездой. — Она выведена девственницей, и ей ненавистно ощущать у себя па спине любого самца — хоть коня, хоть человека.
Я знала, что перед этим Дарак не устоит. Он должен покорять все, что ему противостояло. Он спешился, и кобыла выкатила глаза и оскалила зубы, почувствовав его внимание.
Вождь кивнул. Двое воинов побежали вокруг загона, и открыли маленькие ворота на огороженное пастбище позади него. Они окликали его по имени и протягивали лакомства. Было легко заметить, что они давно готовы к тому, что Дарак заинтересуется. Саррока ничего не приняла бы из их рук. Они положили ей лакомства, закрыли ворота и перемахнули через ограду.
— Бери ее сейчас, Дарак, — посоветовал вождь. — Если она перестанет есть, тебе никогда к ней не приблизиться.
Дурак расшнуровал купеческую тунику и старательно повесил ее на седло. Его коричневая спина надменно играла мускулами. Он легко перелез через ограду и подождал, пока кобыла не доест и не подымет голову. Затем он окликнул ее, и она повернулась, оскалив зубы. Дарак тихо рассмеялся, возбужденный брошенным ею вызовом. Она топнула и заржала, а затем резко повернулась и побежала. Дарак тоже побежал, да так быстро, что очутился рядом с ней. Когда она свернула на углу пастбища, чуть замедлив бег, он схватил ее за бронзовую развевающуюся гриву, уперся в нее пяткой правой ноги и закинул ей на спину левую ногу, используя ее бок в качестве точки опоры. Это был невероятный трюк, и очень опасный, но он все-таки вскочил ей на спину. Люди Дарака и даже некоторые из воинов одобрительно закричали, но кобыла просто взбесилась. Она металась в разные стороны, вставала на дыбы, взбрыкивала и лягалась, и пронзительно ржала, выражая свою ярость и страх. Его она сбросить не могла. Он обхватил ее за шею, сжимая ей рукой горло. Это мешало ей дышать и бистро утомило ее. Она скакала круг за кругом, становясь все слабее и слабее, словно катящееся по склону большое бронзовое колесо.
Наконец, она стала, опустив голову и истекая потом. Дарак непринужденно соскользнул с нее. Проведя ее обратно через пастбище, он поднял все еще лежащие в траве лакомства. Он протянул их ей, но она мотнула головой и не пожелала принять их. Дарак выронил лакомства и перелез через ограду. Он тоже сверкал от пота, его тело казалось металлическим. Выглядел он исключительно красивым и очень рассерженным, освещенный лучами заходящего солнца.
— Ну, — промолвил он. — Я уберег ваших людей от некоторых хлопот.
— Саррока должна быть твоей, — сказал вождь.
— Премного благодарен, но она мне не нужна.
Вождь пожал плечами.
Я возненавидела Дарака. Он обломал ее ради собственного тщеславия, а теперь, оттого что она не прониклась к нему за это любовью, бросил ее. Если бы он оставил ее в покое, возможно, эти воины махнули бы на нее рукой и позволили ей снова стать свободной.
Солнце зашло, и начался пир.
Мы сидели вокруг кольца костров на огромных подушках, шесть вождей и их сыновья, Дарак с его капитанами и я. Над головами у нас опустил свои алые крылья полог. Еду и напитки подавали женщины в черных платьях и мальчики. Согласно обычаю племен, мальчика держали при матери и сестрах до тех пор, пока ему не станет тошно от их общества и он не сбежит, чтобы убить степного волка зимой или не поймает дикого скакуна, или не примет участия и бою, если идет война, и таким образом докажет, что он мужчина. Все женщины носили шайрин, но глазницы были шире, чем у моего, и зачастую украшены вышивкой и бусами. Они нервно поглядывали на меня и ускользали прочь, чтобы дать дорогу другим, со следующим блюдом, тоже любопытствующим. Еда была обильной и пахла острыми приправами, но воины к жареному мясу не притрагивались. Его подавали только Дараку и его людям. Я не ела ничего, кроме кусочка церемониального хлеба, который они преломляли перед каждой сменой блюд, и который обязательно надо было взять, если ты друг. Выпила я и немного их вина, но это и все. Они уважили мою умеренность. Их воины тоже постятся, сказал их вождь, перед боем. Я привыкла к последующим болям и спазмам, и они меня мало беспокоили.