Я взяла лук и надела на правую руку щит, и из толпы до меня ясно донесся чей-то мужской голос:
— Вот-вот, хорошенько охраняй этих красавиц, девочка.
Это вызвало буйное веселье. Я повернулась туда, откуда долетел голос, и отдала ему честь, как мы это делали по отношению к Градоначальнику. Все заржали и захлопали.
А затем снова труба, и снова тишина. Полная, гробовая тишина. Градоначальник встал, подняв золотой жезл.
Миг — настолько тихий, что я услышала кричавшую высоко в небе над стадионом птицу.
Смерть? Теперь смерть? Или что? Или что?
Золотой свет заблистал в воздухе. Застыл.
А затем упал.
Тетива обманывает, когда ее подымают между блоков — ты чувствуешь, что должен дождаться ее подъема, но в этом нет надобности. В тот миг, когда она прошла определенную высоту, тройка вороных, обученных этому, опустила головы и рванула вперед, а мы с Дараком низко пригнулись. Прием этот настолько очевидный, что удивительно, как ему не научатся все колесничие. Эссандар знал его, так же как Барл-андумит, черный соготянин под номером четыре и зеленый ренсянин под номером семь. Поэтому пятеро из нас вырвались вперед, и неудержимое колесо начало вращаться. Тогда не стало времени страшиться ни за себя, ни за другого.
Широкий белый гром под колесами, террасы цветовых абстракций, проносящиеся по обе стороны.
Я ощутила первую стрелу раньше, чем услышала ее. Соготский лучник справа от меня — смазливый парень, юный рысенок. Голова к голове, вороные пока не разогнались во всю их силу. Стрела предназначалась для нашего корпуса с целью сбить листы обшивки. Я поймала ее на щит прежде, чем она вонзилась. Лицо парня, пораженного моей быстротой, сделалось теперь бледным смазанным пятном и осталось позади.
Впереди стремительно приближались ворота — четыре раскрытых рта.
Эссандар забирал влево, наперерез ренсянину, стремясь пробиться, оттеснив других, к первым воротам, самому лучшему месту, потому что оно располагалось ближе всего к Скоро. Ренсянин, с силой натянув поводья, чтобы избежать столкновения, отклонился к нам с тройкой, рвущей вперед и потерявшей управление. Дарак, сворачивая в свою очередь, чтобы избежать контакта с ними, пронес нас с быстротой удара кнута наперерез андумиту. Взвились тучи пыли. Я не видела, что творится сзади. Отбив щитом стрелу, я, в свою очередь, выстрелила вслепую вдоль Прямой позади нас и ни во что не попала. Для большего времени нет. Ворота. Наш вираж стоил нам форы серый ласкаллумит догонял нас слева, ренсянин, оправившись, настигал сзади, в то время как андумит отклонялся вбок и направлялся ко вторым воротам. Эссандар, будучи за пределами этого хаоса, мог выбрать себе ворота без всякого труда.
Будь они прокляты. Ласкаллумит, ренсянин, а теперь еще и соготянин дружно пытались прорваться к третьим воротам, так же как и мы.
Ласкаллумские серые находились прямо за нами, а другие чуть позади. Серый лучник уперся перед поворотом и ослабил лук. Я извлекла из сумки в борту колесницы стрелу со шнурком, нагнулась в их сторону и выстрелила им по колесам. Есть! Кружащийся алый змей зацепился.
— Стой! Стой! — услышала я крик Вальдура, раздиравшего уздой широкие рты гнедых. Колесо сбоило, запуталось и внезапно остановилось; другое колесо, бешено вращавшееся, увлекло колесницу вбок. Спицы с треском сломались. В замедленном движении колесница накренилась, закрутила влево и опрокинулась. Подлетавшие сзади соготянин и ренсянин разбежались в стороны, чтобы не налететь на них, промахнув при этом мимо ворот, и осадили назад. Стоя спиной к Дараку, выставив перед собой щит, я почувствовала, как мы одолели тот ужасный поворот, не задев дубовых мускулов третьего проезда, с Барлом из Андума на долю секунды раньше через второй и Эссандаром уже за первым.
Три птицы, освободившиеся от земли, чтобы лететь к воде. Голубой Коппайн, желтый Андум, алый Сигко. Тройка Барла бежала во всю прыть, очень быстро приближаясь к Эссандару, но серые отличались норовистостью, это всякий мог заметить. Вороные шли быстро, но еще не достигли своего предела. Дарак мало-помалу давал им воли.
Сзади промчались через ворота ренсянин и соготянин, а следом за ними пурпурный Нирон и последним — белый Солс. Ласкаллум исчез. Я расслышала стон на трибунах, распорядители стянули вниз восьмую веху с ее стрелами серого оперения и унесли ее. Осталось семь.
Вода казалась серебристым ревом. Брызги уже плевали нам в лицо. Вороные опустили головы в оскорбленной гордости. Мы теперь и в самом деле стали мишенью, очень уязвимой: преодолевать воду при четырех преследователях, которым пока не требовалось думать о ней, только о нас.
Со стороны соготянина и ренсянина посыпался град стрел. Некоторые попали в бронзовые щиты, и один открепился и упал, оставив металлические стойки колесницы голыми. Мы уже шли между столпами Воды на том втором плавном повороте. Это был чистый проезд, идеально рассчитанный. Первый последовал за нами ренсянин, отставший на приличное расстояние. Я выстрелила высоко, очень высоко, так как стреле следовало лететь далеко. Стрела с алым хвостом полетела и вонзилась прямо перед несущимися серыми, когда те делали поворот. Пораженные, неустойчивые, как я и думала, они взвились на дыбы, гарцуя. Задние колеса соскользнули вправо, и все они очутились под струями третьего столпа воды. Лошади заржали, заметались и развернулись назад, вперед, а потом направо кругом, угрожая приближающемуся сзади соготянину. Черная колесница свернула в сторону, и черный лучник выпустил несколько стрел по колесам, которые и прикончили зеленую. Я увидела, как она подскочила и перевернулась, а парнишка-лучник выбрался из обломков и помчался к безопасности Скоры, перебегая дорогу ниронийской и солсийской тройкам.
Мы снова вырвались на волю, отстав на целый корпус от Андума, и вместе с ним несколько отставали от Эссандара. Юный лучник на задке голубой колесницы высокомерно бездельничал, не трудясь целиться в нас.
Теперь стало слышно, как неистовствуют трибуны:
— Коппайн! Коппайн!
Между этими криками слышалось:
— Андум!
Доносился также и не столь громкий, менее отчетливый крик, называвший не Сигко, а имя:
— Даррос! Алый Даррос!
На этой части Прямой не было никаких скоплений; мы учтиво обошли Столпы воздуха и завернули, завершая круг, к огню.
Следи за ниронянином! Его скорость нарастала так же, как и наша, благодаря неторопливому, мощному движению. Он уже настигал соготянина, который, в свою очередь, настигал нас. Вокруг вился едкий дым, затрудняя обзор. Лошади закашляли. Огибаем край поворота, и перед нами вспыхивают три горящих факела. Можно как угодно обучать коня, он все равно никогда не полюбит огонь. Серые Барла метались и заколебались даже при их скорости, и колесница сбавила темп. Впереди гнедые Эссандара тоже слегка замедлили ход. И все же вороные догоняли. Я слышала, как Дарак поет им слова любви, перекрывая свист ветра и треск пламени. Нервничающие серые впереди роняли от испуга яблоки. Барл быстро оглянулся через плечо. И увидел, как все будет. Мы пойдем с ним бок о бок, а соготянин и ниронянин наверное тоже, следом за нами. В неистовом решении его длинный кнут хлестанул по серым, пуская кровь. Пораженные, они метнулись вперед, присоединяясь к Эссандару в невозможном рывке. Голубой и желтый прорвались сквозь горящую сеть искр, выйдя голова к голове. Скорость свою Барл набрал рывком. Сохранить ее он не мог. В черный дым! Под покровом его, в нескольких дюймах от столпов к нам подобрался сзади соготянин. Лучник, усмехаясь, выстрелил в Дарака, нарушив один из немногих законов Сагари. Я отразила стрелу, получив вторую в левую руку. Это был парень с жемчугами. Нас лизнули первые языки пламени. Он теперь цеплялся за грохочущую колесницу. Вонь смолы, тлеющих конских волос. Не обращая внимания на вонзившуюся в меня стрелу, я достала три простые стрелы и сучила их оперения в прыгающие языки пламени. Не алое теперь оперение, а желтое. Соготянин свернул, чтобы объехать средний столп с другой стороны. Они вышли впереди нас, и я пустила им вслед все три горящие стрелы. Удача. Одна упала с недолетом. Две другие попали точит в ось — ту деревянную ось, которая так прекрасно загорается. И она горела! Металлические плиты пола под босыми ногами соготянина треснули, и сквозь них прорвалось пламя. Оно распространилось на оглобли, охватило вожжи и упряжь. Так быстро! Теперь они тоже носили алые цвета лозы. Я больше не смотрела на них. Отломила древко стрелы, оставив у себя в руке только наконечник. Не так уж плохо. И выкинула рану из головы.