Он положил на всех углах ониксовые гирьки и показал мне, что и как. Я его почти не слушала. Я могла думать только о руках Асрена, раскатывающих, гладящих эту карту. Но внезапно я осознала: Города, расположенные, словно созвездия вокруг того, что было нарисовано в виде какого-то неясного животного, такого, какое могло быть изображенным на чертеже астролога. Эзланн отмечал голову, четверо других — тело, а вытянувшийся сзади хвост заканчивал последний Город.
— Вот Эзланн, — показал Вазкор. — К юго-западу от него Аммат, к западу Кмисс. К юго-востоку от Эзланна Со-Эсс, а между Со-Эссом и Кмиссом расположен За. А за дальними пределами За — Горный Город Эшкорек-Арнор. Теперь ты видишь, что этикет требует, чтобы любая встреча шести городов коалиции устраивалась в За. Его положение символически центральное между прочими пятью.
Я вспомнила гонцов, скакавших туда и обратно после смерти Асрена и кое-что поняла.
— Ты собираешь в За пять Верховных владык, чтобы подчинить их себе и захватить бразды правления.
— План мой именно таков, — подтвердил он.
— А я, зачем я должна ехать с тобой?
Он убрал гирьки, и карта быстро свернулась, словно потревоженный зародыш.
— Необходимо, чтобы богиня была там.
— А почему это необходимо, Вазкор?
Он ничего не сказал. Не снимая маски, он повернулся и положил карту на место в глиняный футляр.
— Потому что, Вазкор, — сама ответила я на свой же вопрос, — без богини ты — ничто, никто и звать никак.
Мы оба отлично это знали, но мне доставило огромное удовольствие произнести это вслух.
Помолчав, он произнес ровным тоном:
— Я вижу, ты вполне оправилась от болезни. Я рад, мне не хотелось бы рисковать твоим здоровьем на пути в За.
— Когда мы покидаем Эзланн? — спросила я его.
— Через два дня, — ответил он. — Ты можешь взять с собой пять женщин, не больше; они — плохие путешественники. Естественно, я пришлю тебе подразделение своих воинов в качестве личного эскорта — Города будут ожидать тебя, окруженную почетным караулом.
— Нет надобности, — возразила я. — У меня есть своя собственная стража. Восемьдесят воинов и их капитан, мой командующий. Этого должно хватить для моего почетного караула, на так ли?
Он быстро повернулся ко мне, и я знала, что за маской он глядит на меня во все глаза.
— Кто этот человек?
— Ты, несомненно, выяснишь это сам, — сказала я. — Мне не хотелось бы лишать тебя возможности потрудиться. Только помни, он под моей защитой. Его напряженность спала. Он очень вежливо заметил:
— Возможно, ты была не очень благоразумна.
— В самом деле? Возможно, я в этом не одинока.
— Ты не должна упорствовать, — сказал он, — в своем недоверии ко мне.
Мы одно целое, ты и я, как бы настойчиво ты ни пыталась выкинуть это из головы. Если ты богиня, то Вазкор — бог. У них здесь нет для меня легенды, вот почему я должен использовать тебя в качестве своего щита. Какое-то время.
— Довольно глупо с твоей стороны, — заметила я, — использовать в качестве своего щита копье, — ибо внезапно мне вспомнились слова Асутоо в пещере, когда я заставила его рассказать мне, как он предал Дарака. — Слишком узкое для защиты и чересчур острое.
Он мне не ответил, я покинула библиотеку и пошла к себе в покои. В дверях я позвала Слора.
— Извести Мазлека, что я объявила Вазкору Джавховору о своем почетном карауле.
Я увидела, как его незакрытое маской лицо напряглось, а затем расслабилось. Он мрачно улыбнулся.
— Отлично, — сказал он.
— Вы будете носить мой знак? — спросила я его.
— Богиня…
Я не поняла знакомой эмоции у него на лице; я так часто видела ее на других, однако она по-прежнему не имела ни малейшего смысла.
— Голову кошки, — сказала я. — Вы можете найти кузнецов, чтобы отлить ее? У нас всего два дня.
Он поклонился.
— Сделаем, богиня.
Когда он ушел, я долгое время сидела в по-зимнему освещенной комнате и переходила от своего триумфа к глубокой депрессии. У меня складывалось ощущение столь часто теперь одолевавшее меня — что покинув любое место, я больше туда не вернусь. Но пусть даже так, я не понимала, почему меня должно расстраивать расставание с этим городом, пока не пришла мысль, что покинуть то я должна Асрена. Я не могла объяснить этого зудящего ощущения его присутствия даже после того, как я узнала о его смерти. Казалось, он окружал меня повсюду, особенно в библиотеке, которая была всецело его, однако у меня не было ничего, принадлежавшего ему, за исключением ожерелья, подаренного им в нашу брачную ночь, которое не могло быть памятью о нас, ибо даруя, он знал, что оно предназначено для меня и не испытывал потому никаких чувств. День заканчивался, и от мыслей о предстоящем отъезде, от ощущения, что возврата не будет, я начала в отчаянии расхаживать по комнате, будучи не в состоянии сидеть спокойно. Наконец, я подошла к дверям и открыла их. Снаружи четверо воинов в масках фениксов. Я знала, что все они мне незнакомы, и все же могла определить даже по таким мелочам, как контуры их тел, когда они посмотрели на меня, что они — мои.
Губы у меня, казалось, одеревенели, а во рту пересохло, но я обратилась к ним:
— Покойный Владыка Асрен Джавховор — где он похоронен?
— Богиня, — сказал один из них. — Это проделали быстро и с позором. Работа Вазкора. Мы не знаем.
— Но дай нам время, — сказал другой, — и, возможно, мы выясним.
— Времени нет, — ответила я.
— Наверное… — начал было еще один воин. И заколебался. — Возможно, одна из женщин — женщин Асрена Джавховора — может знать. Должны же были разрешить хоть какие-то обряды. Он ведь был, в конце концов, не какой-то хуторянин-шлевакин, — добавил он с сильной горечью.
— Выясните для меня, — распорядилась я и слегка коснулась его плеча, почувствовав под пальцами ту особую дрожь, которая была проявлением не сексуального, а духовного желания. Он поклонился и исчез.
Окна почернели. Вошли женщины и зажгли светильники, шурша по полу своими платьями.
Затем пришли Днарл и двое других. Они привели с собой девушку и оставили ее наедине со мной.
Я ожидала, что почувствую ревность — любого рода ревность, сексуальную, ментальную, какую угодно, не знаю, какую именно. Однако, не почувствовала ничего подобного.
Она была очень молодой, лет четырнадцати-пятнадцати, очень хрупкой и прекрасной; подобно ему, она достигла совершенства раньше своих лет, и в ней, казалось, было что-то эфемерное. Под темной вуалью у нее рассыпались по плечам ледянисто-золотые волосы. Я бы не попросила ее снять маску, но, полагаю, Днарл внушил ей, что это следует сделать. И золотая личина в виде какого-то цветка была у нее в руке. Ее вполне совершенные руки и обнаженные груди отливали жемчугом. Она не носила колец или иных драгоценностей, хотя казалась прямо-таки созданной для украшений. И хотя она явно боялась меня, было бы бесполезно уговаривать ее не пугаться.