Он отвернул плащ и вытащил серебряную маску, которую я искал в эттукской сокровищнице; маску, которого носила Демиздор; маску, которой так боялась Тафра; маску, которую принес эшкирский раб. Маску моей матери-ведьмы, Уастис, Карракет. Серебряная морда рыси с черными дырами для глаз, с висящими сзади желтыми подвесками, похожими на лучи солнца на камне, на каждой из которых — цветок из янтаря.
У меня вырвалось громкое проклятие. Кровь хлынула к сердцу и разбудила во мне давно забытые чувства.
Гайст продолжал. Он был спокоен, и спокойствие его передалось мне.
— Серебро — низшей пробы, а цветы сделаны из желтого стекла, но сходство достигнуто максимальное. Слепок сделал Ошрак под моим руководством, а все остальное — мастерство кузнеца Дарга Сая. Он был ювелиром в Бар-Айбитни, пока не убил человека и ему не пришлось бежать сюда.
— Зачем ты сделал это?
— Чтобы помочь тебе.
— Зачем тебе мне помогать?
— Так повелел мне мой бог или, если тебе так больше нравится, я делаю это без видимой причины.
Я взял в руки маску. Я ожидал, что, когда я дотронусь до нее, по мне пройдет такая же дрожь, как тогда, в сокровищнице. Но ничего подобного не произошло. Маска была тяжелее на вес, а драгоценности — легче. Гайст прав, тут необходимо воображение. Глядя в пустые глазницы маски, я не мог представить себе ведьмины глаза, через земли, годы и моря смотрящие на меня.
— Нет, — сказал я. — Я с этим покончил.
— Но это с тобой не покончило, — возразил он.
Да, он был прав. Я снова увидел ее, верхом на муле, беловолосую. Да, ни с чем еще не покончено.
Я поднялся с камня, держа маску в руке, и пошел прочь от лагеря, пока крики людей не затихли, а костры не скрылись из виду.
В четверти мили от лагеря я набрел на причудливое сооружение, похожее на храм с колоннами, выдолбленное ветром в скале — тем самым ветром, который теперь, звеня, гулял в пустоте. Под ногами клубилась пыль. За горизонт уходила коричневая луна.
Держа маску в руках, я, как каплями крови, выжатыми из души, наполнил ее своей Силой.
Проснулся я на рассвете. Нескончаемая равнина озарялась утренним светом. Этот час, первый час дня, царство зари, — один из двух самых красивых в пустыне. Второй — это царство заката. Я сидел и смотрел, пока солнце не взошло, и тайна не исчезла. Тогда я встал и пошел обратно, в лагерь Дарга Сая.
Мне почему-то казалось, что я очень долго спал. Мне не снились сны, не являлись откровения. И все-таки я теперь знал, куда мне надо идти. Идти, чтобы найти ее. Я должен сделать нечто, на что решится только сумасшедший: свернуть перед Сима-Сэминайо, добраться до побережья юго-западного океана, затем, подкупив капитана какого-нибудь корабля, доплыть через океан до этой неведомой земли — которую я никогда не видел, которая казалась мне чем-то, что я в темноте потрогал рукой, одетой в перчатку, — и там найти ее. Птицы, наверное, уже улетели оттуда вслед за солнцем, и там, возможно, уже идет снег. Что ж, подходящее место для женщины с белыми волосами.
И опять она встала у меня перед глазами. Костлявая колдунья с Выкрашенным в красный цвет телом, с руками из огня и кошачьей головой. Я сам страха не чувствовал, но она казалось источала страх, окутывая им весь мир. Что это — колдовские чары? Что произойдет, когда я подойду к ней на какой-нибудь улице западного города или в заснеженном саду, освещенном бледным зимним солнцем? Я твой сын, Уастис из Эзланна, которого ты оставила среди дикарей и никогда больше не чаяла встретить. Я сын Вазкора, твоего мужа, перед тенью которого я поклялся убить тебя, Уастис, и бросить твои бессмертные кости на съедение собакам, и сжечь твою бессмертную плоть, чтобы ты уже больше не воскресла. От тебя не останется ничего, что могло бы воскреснуть, Уастис, — ни зернышка, ни волосинки. Я убью тебя, дочь Сгинувшей Расы, убью настоящей смертью.
Конечно, мои планы о том, как ее убить, несколько изменились. Я решил прибегнуть к помощи огня, который уничтожит ее так, что она уже не сможет возродиться. Под влиянием эшкорекской легенды о том, что она раз или два встала из могилы и, зная по собственному опыту, что такое вполне возможно, я подсознательно изменил свои намерения. И мне открылось еще кое-что.
С тех пор как я понял, что обладаю чудодейственной Силой, я всегда считал, что она досталась мне от отца, который тоже был волшебником. Но отец мой был мертв. И, хотя тело его найти не удалось, оно лежит где-то там, в разрушенной башне. Если бы он был жив, то за эти двадцать лет он как-нибудь дал бы о себе знать; прошли бы какие-нибудь слухи о нем. Нет, он был мертв, и из этого я сделал вывод — это она бессмертна. Она и я. Это ее кровь сделала меня не таким, как все остальные.
В лагере все храпели: и разбойники, и их жены, и собаки. Труп тигра лежал там же, где я видел его накануне, от него уже изрядно пахло. Над ним кружили грифы, не решаясь приступить к трапезе, пока кругом было так много живых людей.
Затем, взглянув на растущую рядом с источником кривую пальму, я увидел, что там сидят Дарг Сай с Гайстом и играют прямо на песке в шашки — изящными фигурками из красного мыльного камня и зеленого нефрита, наверняка у кого-то украденными.
Зрелище это было довольно нелепое. Предводитель разбойников раздумывал, какой ему сделать ход. При этом он, что-то бормоча, теребил усы и стучал шашкой по зубам, как будто это помогало ему найти верное решение.
Внезапно, сделав ход, Дарг Сай выиграл партию. Он крикнул, чтобы ему принесли выпить, и из ближайшей палатки выбежал мальчик, поднося бутылку, накануне привезенную Гайстом. Дарг жестом подозвал меня к себе, обнял и предложил вина. Мы выпили, и Гайст, подняв с лица красное покрывало, тоже выпил. Дарг, толкая меня в бок, с детским изумлением смотрел на него. На лице Гайста не отражалось ничего. Выпив, он протянул бутылку Даргу.
— Значит, ты, братишка, отправляешься на юг, а потом сядешь на корабль? — обратился ко мне Дарг. — Дарг тоже умеет читать чужие мысли?
— Нет, это мне Гайст рассказал, — ответил он. — Зачем тебе нужен этот вонючий корабль? Оставайся здесь, у меня, будем вместе на тигров охотиться, а, братишка?
— Он должен найти свою родню, — сказал Гайст.
— А, — произнес Дарг, — родню. Не то, что мы, шрийцы. Мы даже не знаем, кто наш отец.
— Почему ты решил, что я отправлюсь туда? — спросил я Гайста.
— Это не я решил. Ты сам когда-то думал, что тебя отвезет туда корабль.
— Тогда я ошибался.
— Но теперь — нет.
— Теперь — нет, — сказал я.
Мы выпили еще, и мальчик принес нам на блюде холодного мяса и инжира.
В ушах его были золотые сережки. Я не мог понять, кем он приходится Даргу — сыном или возлюбленным.
— Если ты собираешься сесть на корабль, тебе нужно добраться до Семзамского порта. Корабли там, — нож, которым Дарг подцепил кусок мяса, вероятно, несколько дней назад перерезал чью-нибудь глотку. — Если ты отправишься в Семзам, я дам тебе трех — нет, четырех моих людей. Тогда у тебя не будет неприятностей в дороге, — улыбнулся он нам, — и неприятностей с семзамцами, а то эти собаки режут младенцев и едят их на ужин.