Эта любовь была любопытным явлением. Я как-то никогда на представлял, что меж ними может быть любовь, по крайней мере, со стороны моего отца не было любви к колдунье, когда он женился как наследник престола своего королевства.
— Обопрись на мое плечо. Это поможет тебе остаться на поверхности.
— Я не знаю. — Дальше он пошел, уже не погружая ноги в воду. Через некоторое время он сказал:
— Так часто случается при дневном переходе к Каиниуму.
Поднималось солнце, проливая белый свет на голубое устье и голубой свет на черную, покрытую туманом землю. Мы вышли на берег. За рекой лаяла какая-то собака, в морозном воздухе звуки разносились резко, как ружейные выстрелы. Это был целесообразный шум. Я подумал: «Я оставил позади целесообразный мир людей». Как раз в этот момент я понял, что Мазлек пытается читать мои мысли. Я инстинктивно блокировал его поползновения, повернулся и посмотрел на него. Мне был двадцать один год, но он заставлял меня чувствовать себя на все семьдесят.
— И что, среди воспитанников богини все такие, как ты?
— Все, — сказал он. — Но ты одолеешь нас. Ты лучше.
Мы не слишком оживленно беседовали во время этого путешествия. Неровная заснеженная дорога вела вверх. В полдень путь нам преградил замерзший ручей. Мой спутник лег животом на лед, посмотрев вниз, сказал мне, что видит на глубине голубую рыбу. В другой раз, сунув руку в дупло, он вытащил какого-то спящего маленького грызуна, восхищенно осмотрев его и, не потревожив, положил обратно.
Мы шли от побережья в глубь материка и вскоре после полудня под углом повернули назад. День был ясный, и, выйдя на лесистый берег, я увидел справа от себя серый простор океана, простиравшегося к далекому, зеленому горизонту. Между берегом и горизонтом, примерно в миле впереди нас к северу поднимался из воды островерхий призрачный силуэт.
— Белая гора? — спросил я.
— Белая гора, — сказал он. — Она выглядит ледяной скалой, но весной и летом этот остров, как мозаика цветов. Увидишь.
Я сомневался в этом: я не заглядывал вперед. Где я буду весной и летом, когда дело будет окончено, кризис минует?
Час спустя гора в море не выглядела ближе, но я кое что начал различать внизу на побережье.
Каиниум.
Не живой город, но мертвый. Он казался старым, как само побережье, а может быть, каким-то непонятным образом и старше. Я едва мог сказать это по снегу, покрывавшему берег: он был слегка желтоватый, как кости и зубы скелетов. Одетые в белое кипарисы обрамляли широкую мощеную дорогу, ведущую вниз к городу. Где-то в миле по магистрали на основаниях в пятьдесят футов высотой раскинулась величественная арка.
Я видел достаточно снов, чтобы понять, что передо мной столица Сгинувшей Расы. Мне даже не нужны были эти знаки, чтобы почувствовать, что это нечто древнее и любопытное. Под снегом город имел таинственный и подавленный вид. Интересно, сколько зла и волшебства надо сотворить, чтобы оставить такое чувство через столько веков? И еще интересно, намеренно ли она выбрала это место?
Мы пошли вниз по дороге, Мазлек и я, осеняемые голубой тенью арки. Море, неутешно плача, терзало ледяные пляжи, чайки не кричали, и не слышно было ни зверя, ни человека.
Затем я увидел над группой деревьев дымок, мирно поднимающийся слева от дороги, почти сразу же показалось какое-то здание.
— Гостиница, — сказал Мазлек, — готова принять каждого, кто нуждается в крыше над головой, но избегает простых людей из глубинки, кто ищет Карраказ, но боится войти в город Потерянной Расы. Но тебя, повелитель, примут с распростертыми объятиями, и ты сможешь вкусить всех благ цивилизации.
— Неужели?
Он улыбнулся.
— Не хитри, повелитель. Не ты ли спас мою жизнь на реке?
По правде говоря, я не верил его чересчур любезному тону, однако мне было больно допустить, что он радовался возможности отодвинуть встречу. Я должен встретить ее до следующего восхода, который будет все равно слишком скоро. Час с горячей водой, бритвой и возможность подумать — все это было очень неплохо. Я купался в сугробах снега и разбитом стекле луж. Что же касается моей бороды и волос, я выглядел как дикарь, сбежавший с какого-то маскарада. Правда, к ней лучше бы в таком виде не являться. Не из тщеславия — а потому что она бросила меня бороться с дикостью, и я опустился бы ниже ее. Я хочу, чтобы она видела: несмотря на все превратности судьбы, волчонок, выросший среди свиней, все равно остается волком, и что я ей ровня.
В гостинице было двое служащих, по-видимому, не боявшихся разорения или ведьмы. Один побрил меня и привел в порядок мои волосы, пока я лежал, отмокая в зеленом бассейне, наполненном до краев обжигающей водой. Я спросил его, что он здесь делает. Он сказал, что его деревня находится за холмами к западу; что он раньше был прокаженным, но милостью богини с горы вылечился. Затем я спросил, была ли его служба здесь платой за лечение. Не так. Ему нравилось это место, мистическая аура Силы, ощущавшаяся здесь повсюду, стимулировала его. Я спросил его, как выглядит богиня. Оказалось, что никто не видел ее, за исключением, конечно, ее людей, тех, кого она избрала, потому что они были белыми, как и она. Она никогда не покидала остров, и никто не мог пройти туда без ее приглашения. Все, кто встречал ее, видел ее закрытой вуалью, почти невидимой, в каком-то тускло освещенном святилище. Но обычно до этого дело не доходило, потому что у нее были сподвижники (служитель называл их по-особенному — «лекторрас»), которые могли лечить даже очень больных от ее имени.
— Да, — сказал он, — лекторрас время от времени приходили в Каиниум и деревню. Вы не можете не заметить их. Как и ваш провожатый Мазлек, они выделяются белоснежным видом, гордостью и сверхъестественным обаянием. Молодые девушки и юноши, достаточно красивые, чтобы быть богами. За которых, — сказал он, — их вполне можно принять.
Да, да, он видел, как они ходили по воде, летали, превращали простой металл в золото, растворялись в воздухе, обращались в зверей, вызывали в засуху дождь, успокаивали шторма, так что рыбачьи лодки могли выходить в океан далеко от побережья. У них также есть странные учения, например: что земля круглая, а не плоская и является шаром, летящим в пустоте; что солнце — подобный огненный шар, вокруг которого неустанно вращается земля. А луна бегает вокруг земли, как круглая белая мышка, таща за собой приливы.
Этот служитель, как Длинный Глаз, не боялся каждодневной реальности своих богов. Вскоре его товарищ принес мне одежду, которая хранилась здесь явно для оборванных путешественников (за мою жизнь кем только я не был, теперь я был — оборванным путешественником). Тем не менее, новая одежда была из хорошей шерсти, несколько, правда, выцветшего темно-синего цвета. Это была доходящая до икр туника с красной каймой, которая не унизила бы меня, если бы я ее надел.
Выходя из купальни, я не искал Мазлека. Он улизнул, как только я дал ему такую возможность. И теперь, воспользовавшись лодкой или той тропой на море, о которой я упоминал раньше, пробирался к Белой горе. Она хотела знать все до мельчайшей подробности: мою внешность, мое настроение, мои возможности. Однако для нее эти сведения не были большой новостью, казалось, она знала все обо всем.