Лицо ее показалось Сергею знакомым. Вглядевшись, он вдруг вспомнил, где ее видел! Это было в тот раз, когда он следил за Сахаровой, – девчонка выбежала из подъезда одновременно с ней, и он отвлекся, когда она едва не упала возле машины. «Резиновые сапоги с бегемотами… Точно, она!»
Дочь Тогоева наблюдала за ним с откровенным любопытством. То ли она обрезала челку, до того скрывавшую глаза, то ли уложила ее по-другому, но сейчас можно было разглядеть, что зрачки у девушки темные и мутноватые, как зимняя вода, а взгляд расслабленный, но расслабленный нехорошо. Такие поплывшие глаза с расширенными зрачками Сергей видел у наркоманов, но сейчас он отчего-то был уверен, что она не принимала наркотиков. Ее кайф был в другом.
– Познакомься, Марта, это твой защитник, – поведала Юля, обращаясь к старухе. Пистолет, поначалу направленный на Конецкую, она теперь перевела на Бабкина. – Прекрасный мужчина, правда? Ты-то теперь старовата для него… Между прочим, прекрасный мужчина, брось мне свою пукалку. Аккуратно положи на пол и толкни ногой.
Сергей заколебался, и она добавила:
– Считаю до трех – и выстрелю.
Юля кивнула, но не на старуху, как он ожидал, а на девушку. Он поймал умоляющий взгляд девчонки на полу и, присев на корточки, подтолкнул оружие.
– Вот умная фея, хорошая фея, – с удовлетворением сказала Сахарова, поднимая пистолет. – Другого у тебя нет, а? Раздеть тебя, что ли, чтобы проверить? Ладно, не раздевайся. По честным глазам вижу, что больше ты ничего не припас. Может, только волшебство? – Она криво улыбнулась. – Марта, не попросишь у него, чтобы он наколдовал тебе ребеночка? Маленького, славненького, сюсипуси-ребеночка? Ты-то сама, бедняжка, бесплодная была всю жизнь! Слышь, фея, тебе не противно будет с таким страшилищем…
Она прибавила несколько слов, и Бабкин увидел краем глаза, что девочку на полу передернуло. Старуха сидела неподвижно и не отозвалась даже движением век.
«Она поглумится еще немного, а затем начнет убивать, – понял Сергей. – Мне нужно заговорить ее до приезда группы. Раньше чем через час они вряд ли приедут – значит, час. Столько я не протяну. Переговорщик из меня хреновый».
– Зачем ты это делаешь? – спросил он, следя за голосом, в котором не должно было быть ничего, кроме благожелательной заинтересованности.
– Правда, Лия! – неожиданно поддержала его девчонка на полу («Умничка, – подумал он, – авось с тобой она больше захочет общаться, чем со мной»). – Ведь ты так хорошо относилась ко мне!
Юля Сахарова перевела взгляд на девчонку, наклонила голову.
– Помнишь, как ты меня утешала? – продолжала та прерывающимся голосом. – Тогда, в ванной? Меня твои слова и вправду успокоили! А помнишь, как ты тренировалась с тазиком в коридоре? Ты, наверное, думала, что никто не видит, но я видела. У тебя гораздо лучше получается, чем у меня, честное слово! И спину ты держишь прямее!
Сахарова усмехнулась.
– Лия, ведь мы тебя не обижали! – умоляюще сказала девчонка.
В голове Бабкина зажегся красный огонек и отчаянно засигналил: «Ошибка! Ошибка! Сейчас она припомнит все обиды и взорвется раньше, чем я успею отвлечь ее еще раз!»
Но он оказался не прав. Юля Сахарова не взорвалась. Вместо того чтобы ответить, она вдруг перестала притворяться, что ей весело, и минуту спустя Бабкин пожалел об этом.
Улыбка сползла с ее лица, как изношенный чулок, а глаза стали такие, будто она вот-вот уснет. Уголок губы дернулся в сторону, и Сахарова так и осталась стоять с перекошенным влево ртом, будто передразнивала девчонку с разбитой губой, сидевшую перед ней. «Больная, – понял Сергей. – Сейчас будет стрелять».
– Юльку отпусти.
Он не сразу понял, что это сказала старуха. Она повернулась к Сахаровой, и он уставился на нее во все глаза – почему-то ему казалось, что такие молчат до последнего и ни о чем не просят, даже если могут выпросить себе жизнь.
– А мы с тобой поговорим, – ровно продолжала Конецкая. – Она тебе только мешает, я вижу. Пускай идет. Она же дурочка, ты знаешь.
В сонных глазах что-то мелькнуло.
– Скажи «пожалуйста». – Сахарова говорила одной половиной рта, словно вторую парализовало. – Кто так просит? Скажи «пожалуйста».
Не говори, хотел сказать Сергей. Ты же видишь, она ее не отпустит. Она хочет, чтобы ты унизилась перед ней, вымолвила одно-единственное слово, и после этого она будет стрелять. Ему показалось, что в коридоре за его спиной раздалось шуршание, и он догадался, что это любопытная глупая тетка, которую он видел в прихожей, – сейчас зайдет в комнату и получит очередную пулю. Вторая достанется ему, третьей Сахарова убьет девчонку. А потом что-нибудь сделает со старухой… Вряд ли прикончит ее сразу. Ему вспомнилась заметка в газете, которую переводила Маша, и по спине пробежал озноб.
Конецкая открыла рот, и с этой секунды время для Бабкина пошло очень быстро. Доли секунды ему хватило, чтобы понять, что нужно делать, и сцена развернулась перед его глазами, словно он смотрел фильм. «Кем-то всегда приходится жертвовать», – всплыло откуда-то в памяти. Сейчас это было как нельзя более уместно.
Прыгнуть за старуху. Пуля ударит в нее, и если ему повезет, его не зацепит. Прикрываясь Конецкой, как щитом, преодолеть разделяющие их с Сахаровой несколько метров, обрушить на нее уже безжизненное к этому моменту тело, а там…
Что – «там», он не додумал, потому что время вышло. Бабкин подобрался, готовясь к прыжку, – нужно было преодолеть расстояние до окна —
черт как далеко не успеть пол скользкий
шевельнул пальцами правой руки, в которых вдруг закололо мелкими иголочками,
опрокинуть старуху вправо стул отшвырнуть в нее так повезти вряд ли
и перенес вес тела на левую ногу.
И в эту секунду дверь позади него приоткрылась.
– Можно? – спросил почтительный мужской голос.
Обернувшись в изумлении, Бабкин увидел бочком протискивавшегося в дверь лохматого типа, которого оставил возле раненой старухи. Перевел взгляд на Сахарову и по ее глазам понял, что она видит лохматого впервые в жизни. Но пока она не стреляла, и это внушало надежду, что его план еще может сработать.
– Извините… – промямлил тип, разводя руки в стороны – вокруг его правой кисти болтались четки необычного вида. – Я не знал…
Девчонка на полу вдруг хихикнула.
– Сколько… у нас сегодня гостей, – проговорила она, борясь со смехом. – Марта Рудольфовна, у нас с вами никогда не было столько гостей!
– Мы пользуемся популярностью, – суховато ответила старуха, и Бабкин восхитился обеими. Даже если у первой начиналась истерика, вторая была спокойна. Смерти она явно не боялась.
– Ой, ну все, наверное, – с совершенно неожиданными для нее бабскими интонациями сказала Сахарова, сильнее дергая углом рта. – Вас тут слишком много. Хватит, мальчики-девочки…